Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Красивая или милая? — Поддразнила я его, напомнив о его замечании за несколько минут до этого.
— И то, и другое. — Он покраснел сильнее, чем любой мужчина, которого я когда-либо видела, и я решила сжалиться над ним. Он уже дал мне хорошие чаевые, и он все еще смотрел на мое лицо, а не на мою грудь, чего я не могла сказать ни об одном мужчине, который когда-либо входил в двери этого клуба.
— А что, если я скажу, что ты можешь поцеловать меня в день рождения? — Не знаю, что побудило меня предложить это. Большинство мужчин захотели бы потискать сиськи или пощупать мою юбку, но почему-то мне казалось, что этот мужчина… Джейми, захочет поцелуя, а не чего-то столь грубого. Он выглядел так невинно, стоя там и краснея в резком свете уличных фонарей, и мне вдруг захотелось, чтобы он поцеловал меня. Он был так неуместен здесь, и мне захотелось немного этого. Иногда я ненавидела то, насколько хорошо я вписываюсь в обстановку.
— Я… — Его глаза расширились, и я впервые заметила, какой у него полный рот, мягкий на его глубоко загорелом лице, а буйство черных кудрей стало еще более беспорядочным, когда он провел по ним рукой.
Я отступила назад, прислонившись к кирпичной стене, и подняла на него брови.
— Тебе придется подойти за ним, если ты хочешь его получить, именинник. — Я подмигнула ему, и когда мой взгляд встретился с его взглядом, у меня возникло внезапное, странное чувство, что то, что он выберет, что-то изменит. Если он, заикаясь убежит это было бы все. Но если он найдет в себе смелость…
Было очевидно, что ему потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы найти в себе эту смелость. Он тяжело сглотнул, его горло заметно подрагивало, когда он смотрел на меня, прислонившуюся к стене, а затем, словно боясь, что передумает, если будет думать об этом слишком долго, он в три быстрых шага преодолел расстояние между нами, запустив руку в мои волосы и целуя меня, как человек, который хотел прижаться к моим губам больше, чем дышать.
Меня никогда так не целовали. Это недолжно было быть романтично стоя на заднем дворе стриптиз-клуба в одном из мрачных районов города, пустая бутылка Absolut трется о носок моих сандалий, а мусорный бак находится на расстоянии вытянутой руки. Это должно было казаться грязным, пошлым и неправильным, но, судя по тому, как он меня поцеловал, было неважно, где мы находимся, там или на тропическом пляже, ощущения были бы одинаковыми.
— Скажи мне свое имя, — прошептал он мне в губы, но это не было требованием. Это была просьба, молитва, шепот желания, который пронесся сквозь меня и заставил забыть обо всем, кроме того, как сильно я вдруг захотела его, хотя еще несколько минут назад я даже не знала, кто он такой.
Я никому в клубе не говорила своего настоящего имени. Мой босс знал его из-за бумажной работы, но ему было лучше не использовать его. Больше никто — ни вышибалы, ни другие танцовщицы, ни мой лучший друг по работе, который обслуживал бар, — не знал моего настоящего имени. Я была Гарнет, и не более того. Но когда его пальцы запутались в моих волосах, а руки обхватили черную кожаную жилетку, в которую он был одет, и притянули его ближе, а его губы снова приникли к моим, я прошептала это ему в губы.
Я пригласила его с собой домой. Секс на день рождения, — поддразнила я его, когда мы зашли в обшарпанную квартиру, которую я делила с девушкой, найденной на онлайн-объявлении, но это было нечто большее. Я поняла это с того момента, как он помог мне раздеться, руками и ртом проделывая путь по мне, словно поклоняясь мне, а когда я перевернула его на спину и вернула услугу, он издал такие звуки, каких я никогда раньше не слышала от мужчины. Это было наслаждение, сырое, ни от кого из нас не сдерживаемое, и я не была уверена, что он сделал со мной. Я сказала ему об этом, когда мы закончили, и его щеки снова покраснели, когда он пришел в себя и осознал, насколько диким это было.
Я почти решила, что он мог быть девственником, и спросила его об этом. Я была с ним откровенна до предела, как будто надеялась, что смогу прогнать его, отпугнуть, потому что сладость всего этого и то, что я чувствовала от него, пугали его. Казалось, он не принадлежал к той толпе, с которой бегал, не принадлежал к тому мрачному миру, который занимали я и его друзья, и это вызывало у меня подозрения. В этом было что-то большее, я была уверена.
Джейми уверял меня, что он не был девственником, хотя и признался, что до меня у него было не так много женщин. Это была субботняя ночь, когда он оказался в моей постели, следующие три дня у меня были свободны, и он покинул мою квартиру только в среду утром. К тому времени я уже знала, как он оказался в банде байкеров, в которой состоял, это произошло благодаря его брату, который вырастил Джейми и втянул его в банду по доверенности. Джейми это не очень нравилось: он не любил насилие и ему не нравились многие тактические приемы, которые банда применяла к другим. Тем не менее ему нравилось работать с машинами и мотоциклами, и уйти было нельзя.
Я знаю, что это было так, потому что со временем я попыталась.
* * *Вода в душе становится холодной, вырывая меня из воспоминаний, а грудь болит так, будто я получила физический удар. Я чувствую, как опухло мое лицо, как заложен нос, как болит челюсть от сильного сжатия, и думаю, как долго я плакала. Как давно я погрузилась в воспоминания многолетней давности, воспоминания, которые чаще всего удается запрятать подальше.
Мне говорили, что процесс горевания должен быть исцеляющим. Время должно что-то лечить, но все это кажется свежим, каждый раз, когда я позволяю себе думать об этом, о нем. Поэтому я просто не делаю этого.
Я
