Квас привозили в бочках. И продавали, разливая из краника, с тележки из-под навеса.

В тени навеса стояла упитанная тетенька в белом, не слишком чистом халате и отпускала квас в кружки и «в личную тару». Из кружек пили отдыхающие в парке праздные граждане. В личную тару брали квас люди семейные, проживающие поблизости.

Юрка с завистью пялился на мужиков, заглатывающих по-бармалейски огромные кружки кваса — густого, ароматного, пенистого. Подначивая и торопя другу друга, они опрокидывали в себя поллитровые кружки, осушая их за пару минут, стремительно. Юрке же, чтоб такую кружищу кваса осилить, понадобилось бы минут двадцать, не меньше!

Особые кружки — с ручками, толстого неразбиваемого стекла, — шесть маленьких, пять больших, то и дело переходили из рук в руки. Продавщица еле успевала кое-как их сполоснуть. Красной полной рукой она давила на перевернутые вверх дном кружки, установив их на пластиковый белый подносик, холодная вода под давлением брызгала струей вверх, резвилась и прыгала внутри кружек, распуская солнечных зайчиков через все грани стекла. Руки у продавщицы были мокрые и в цыпках.

— Из кружек квас не пей — заразу подцепишь, — брезгливо предупреждала мать Юрку…

Он со вздохом переступил с ноги на ногу: жарко. Скорей бы уже очередь… Возьмет литр в бидон и отхлебнет немножечко сразу.

— С тарой, вперед! Кто пить — ждите. Кружки заняты, — объявила продавщица. Стоявшие впереди Юрки люди в очереди начали все как один оборачиваться назад — ни у кого не оказалось тары, и они должны были пропустить тех, кто стоял позади.

Красномордый дядька радостно рванул вперед, на ходу дергая из авоськи пузатую трехлитровую банку. Банка не поддавалась: толстые пальцы дядьки то и дело соскальзывали со стеклянных боков.

— Ну, что возишься? — заворчала продавщица. — Заранее тару готовьте. Давай, пацан!

Юрку подтолкнули сзади, и он быстро протянул бидон продавщице.

— Пацан за мной был! — завопил красномордый возмущенно.

— Зато у него бидон наготове, — рассудительно пояснил кто-то в очереди.

— Он же пионер. Всегда наготове, — пошутил кто-то еще.

— Успеете все, — устало проговорила продавщица. Она приняла у Юрки мелочь — ровно на один литр — и, подставив бидон под струю, повернула кран. — Ты банку-то доставай! — прикрикнула тетка на красномордого толстяка.

В этот момент струя кваса, звонко бьющая в дно бидона, внезапно смолкла, повисла тоненькой ниткой, а там и пропала вовсе.

— Вот вам и тара! — разочарованно взвыл измученный жаждой старичок из очереди.

Продавщица растерянно подергала кран бочки туда-сюда.

— Чёй-та?.. Не пойму. Эт чё такое?

Мощной рукой она стукнула в железный бок квасной бочки — та отозвалась глухим утробным звуком.

— Полная бочка-то! — уверенно заявила продавщица. — Утром полную наливали, а сейчас только одиннадцать. Кран, что ли, полетел? Или… застряло чего? Ах ты!..

Чертыхаясь вполголоса, она еще подергала кран — безрезультатно.

— Ну, ждите тогда, граждане. Не знаю, что такое… Придется Колю звать. У него ключи с пломбы.

Очередь сердито загалдела, но тетка, решительно отмахнувшись от народного гнева, сунула кассу — железную коробку — под бок и заковыляла к ближайшему гастроному, вызывать Колю.

— Я скоро! — бодро пообещала она.

Шумно обсудив неудачу, подрав глотки в свое удовольствие высказав массу нехороших пожеланий по адресу продавщицы, бочки и разнообразной тары, большая часть очереди разошлась по своим делам. Остались оптимисты и те, кому некуда было торопиться.

Юрка остался просто потому, что не знал, как быть — денег-то он отдал на литр, а бидон успел наполниться меньше, чем наполовину. Продавщица впопыхах не додумалась вернуть ему часть денег. И теперь мальчишка стоял, волнуясь и гадая, как лучше поступить.

Пока он мешкал, раздумывал и топтался на месте, продавщица вернулась с Колей — долговязым мужиком в синем халате. У Коли была унылая лошадиная физиономия и деревянная лесенка на плече.

Поредевшая очередь оживилась.

Унылый Коля, ни на кого не глядя, подставил лесенку к крутому желтому боку квасной бочки и полез вверх.

Проковырявшись не больше трех минут, он откинул железную крышку бочки и, поднявшись на последнюю ступеньку лестницы, вытянулся на цыпочках, заглядывая внутрь.

— Мать честная! — глухо ухнуло внутри бочки. И тут же пошел скакать по стенкам такой рассыпной мат-перемат в три этажа, какого Юрка еще ни разу в жизни не слыхивал.

Даже тетка-продавщица не выдержала — дернула Колю за штанину:

— Ну чё ты… Чё там?

Коля вытянул из бочки унылое лицо с дико вытаращенными глазами, осмотрел толпу внизу и помотал головой, словно лошадь, отгоняющая назойливую муху.

— Ёптыть! — невнятно сказал он. И при всеобщем недоуменном молчании, пошатываясь, начал медленно спускаться, нащупывая ступеньки. В самом низу он все же промахнулся и едва не сверзился вниз головой.

У него дрожали руки, а белое лицо подрагивало — то ли от крайнего ужаса, то ли от смеха — непонятно.

— Ну, чё там?! Не тяни кота за яйца! — рассердилась продавщица.

— Мертвяк, — моргая, пролепетал Коля.

Его слова отчетливо слышали все. Очередь ахнула. Она успела подрасти с того момента, как продавщица вернулась, так что людей было вокруг немало.

Дольше минуты тянулась весьма художественная пауза в стиле «народ безмолвствует».

— Покойник в бочке плавает, рука в кране застряла, — бессмысленно ухмыляясь, повторил Коля.

Продавщица, выпучив глаза, хотела, видно, матюгнуться, но вместо этого молча метнулась к лесенке, взлетела по ней вверх, как белка, и свесилась, рассматривая внутренности бочки.

Женский визг, утроенный железным эхом, красноречиво поведал присутствующим истину.

— Милицию надо звать, — заключил Коля.

Продавщица взяла себя в руки, спустилась с лесенки и в сердцах пихнула Колю в бок:

— И на хрена при всех сказал, придурок! Нет бы по-тихому, на ушко!..

* * *

Спустя полчаса подъехала милиция, и вся очередь в полном составе, изрядно еще пополнившаяся зеваками со стороны, наблюдала операцию по извлечению покойника из квасной бочки.

Едва Юрка увидел труп — ощутил жуткие позывы где-то в середине живота. Отбежал в сторонку — стошнило. Во рту сделалось кисло, и он потянулся было запить кваском из бидончика…

И тут же стошнило еще раз.

Он постоял, согнувшись, над грязным пятном у обочины дороги, которое появилось тут его стараниями, аккуратно залил пятно квасом и, покачиваясь, поплелся домой с пустым бидончиком.