— Макар, ты спишь?

И в полутьме комнаты, на фоне чуть более светлого окна, вырисовывается силуэт растрёпанной головы. Свесился-таки.

«А скрипел видимо многострадальный бок».

— Сплю и тебе советую, — давя в себе желание просто не отвечать, отзывается Макар. — Завтра в школу.

— Да ладно тебе, высплюсь, — бодро заявляет тот, а потом добавляет чуть тише: — Я приоткрою окно? Жарко и душно…

«Полнолуние что ли?» — чуть не ляпает Макар. Но вовремя прикусывает язык, вспоминая, что у Кости изменения вроде бы не зависят от фазы луны.

— Немного только.

Макар наблюдает, как осторожно, даже и не думая спускаться, Костя тянется к заветной цели.

Несколько раз щёлкает, открываясь в нужном положении окно, и тут же начинает поддувать. Тянет свежим воздухом, напоминая, что после прошедшего дождя стало холоднее, и Макар заворачивается в одеяло. Это Косте прохлады не хватало, не ему.

«Нет суперсил, стану мозгом команды» — отворачиваясь к стене, решает Макар и тут же начинает прикидывать, что можно и нужно подтянуть, чтобы хоть как-то соответствовать остальным.

На втором этаже наконец-то становится тихо и спокойно. Костя то ли притаился, то ли, получив желаемую прохладу, быстро уснул. Да и у Макара начинают слипаться глаза. Словно с принятием решения организм успокоился и решил наконец-то дать своему хозяину отдохнуть.

Смаривает быстро. Единственное, что Макар успевает сделать, прежде чем провалиться в черноту сна, — это снять блок, чтобы их странная связь с братом могла функционировать как надо.

Ветер подхватывает его, стоит только расправить крылья и ухнуть в пустоту за окном.

Всего несколько взмахов, чтобы выровняться, и можно некоторое время ни о чём не перешивать, планируя и радуясь свободе.

Брат просил не летать, однако… Это сильнее его. Внутренняя сущность так и просится на волю, требует расправить крылья и почувствовать лицом потоки воздуха. Брат просто не знает, каково это — летать. Когда под тобой и над тобой только воздух и он поддерживает, словно кто-то заботливый и когда-то очень знакомый, но внезапно на время позабытый.

Перевернувшись в воздухе, он смотрит на распахнутое окно. Там, в комнате, спит и видит сны брат.

«Я только туда и обратно, — обещает себе он. — А потом расскажу всё, и ты поймёшь, что ребятам можно доверять».

В команду он поверил сразу и безоговорочно. Было в них что-то… близкое, что подкупало. Или может быть он просто не хотел быть белой вороной, а они всё там… такие же. Не обычные.

А вот брат всё беспокоится. Переживает на пустом месте. Поэтому он и решил, что разузнает всё сам. Пролетится, посмотрит, кто как живёт. А потом всё расскажет и убедит брата, что переживать нечего.

«Вернусь ещё до утра!» — обещает он, снова разворачиваясь, а в следующий момент понимает, что не знает ни единого адреса. Даже ориентиров не выспросил, чтобы найти чужие квартиры методом тыка.

«Ну, значит потом…»

Он по привычке пытается пожать плечами и тут же теряет высоту. Крылья для таких кульбитов не предназначены.

Так быстро домой не хочется, поэтому он облетает дом по кругу. А на обратном пути зависает напротив соседского окна, вдохновлённый пришедшей в голову идеей. Ведь о реакции Глеба брат тоже беспокоится.

Сколько раз он смотрел на улицу с той стороны и не счесть. Хотя чаще всё-таки это Глеб выглядывал из их окна.

А сейчас всё совсем наоборот. Он не выглядывает, а заглядывает, немного жалея, что по эту сторону растут лишь небольшие деревья. Самое высокое шуршит ветками на этаж ниже.

Спать Глеб ещё не лег, как и не задёрнул окно, так что яркий свет позволяет рассмотреть всё до мельчайших деталей.

Знакомая обстановка единственной, поделённой на неравные части шкафом, комнаты и Глеб у стола с мобильником в руке. Он видит, как хмуро сходятся на переносице брови, прежде чем друг убирает телефон. И, судя по всему, ругается.

Кажется, мать снова на него забила, оставив на ночь одного. А Глеб может ужин уже приготовил. На двоих.

Хочется подлететь поближе, присесть на подоконник, но они с этой стороны настолько неудобные и скользкие, что нереально зацепиться. Да и нельзя ему раскрываться. Хотя так хочется…

Постучаться в стекло клювом, по-совиному щурясь.

«И спросить не вызывали ли Хогвартс-доставку. Ага. Чувак, совы не успеют говорить. Как и ты в этом обличии», — одёргивает он сам себя, нарезая очередной круг мимо окна.

Он смотрит, как Глеб отступает от окна, то ли собираясь выйти из комнаты, то ли направляясь к своему маленькому закутку, куда удалось вместить лишь узкую кровать, да светильник. Однако вот он замирает, даже не дойдя до шкафа, и неожиданно оборачивается.

Забавно мерцает отражённый в чужих глазах свет, заставляя на мгновение задуматься: может он тоже такой? Тогда бы можно было рассказать не таясь.

Но отблеск мелькает и тут же исчезает, разрушая ещё не окрепшую мечту.

«Как будто каждый второй может быть особенным».

А потом Глеб подходит к окну и распахивает его, так что уже и прятаться некогда, да и негде. Разве что на крышу лететь, уподобившись перепуганному воробью.

— А где письмо? — доносится до него голос друга.

«Да иди ты!» — хочется оскалится в усмешке и отозваться, но вместо этого из горла доносится лишь шипение.

Из окна веет теплом и знакомыми запахами. Можно было бы влететь и перекинуться.

Эта мысль на мгновение захватывает. Посмотреть на ошарашенное лицо Глеба очень хочется. Но… Он знает — брат разозлится. И прочитает лекцию, что все эти тайны не только его. А потом закроется, оставив его наедине с собой. От чего он уже отвык. Словно и не было никогда такого.

— Ну что? Пойдёшь ко мне? Курочки дам. Были вроде бы пара ножек в холодильнике. Копчёные. Не знаю, правда, можно ли совам копченое… Цыпа-цыпа-цыпа…

«Сам ты Цыпа!» — возмущается он до глубины души. Так что даже рассказывать не хочется. По крайней мере сейчас.

Будут тут его ещё с цыплёнком сравнивать.