В ушах шумит ветер, когда, сложив крылья, он камнем летит к земле. Та приближается быстро-быстро: яркими всполохами фонарей, фарами проезжающей мимо дома машины, чьими-то тепло горящими окнами. И можно не успеть. Чуть-чуть дольше протянешь и рухнешь в кусты или на асфальт.

Он не может себе этого позволить. Что скажет брат, вернись он домой поцарапанный и с листвой в перьях?

Крылья расправляются почти инстинктивно. Ровно на уровне первого этажа, когда до пресловутых кустов остается всего ничего.

Летит, балансируя на пойманном потоке воздуха, прежде чем взмахнуть крыльями и снова устремиться в небо. К звездам, которых почти не видно за светом фонарей.

Он до сих пор не решил, отправиться в патруль или хватит, налетался на сегодня. Зависает, смотря на затопленную светом фонарей улицу, и всё-таки оборачивается вверх, к виднеющемуся тёмным провалом распахнутому окну в комнату.

В патруль можно и завтра. А сейчас…

Добраться до дома он не успевает.

На уровне третьего этажа что-то больно жалит в крыло, заставляя сделать невольный, слишком уж поспешный взмах. А в следующее мгновение голова начинает кружиться. Он силится удержаться в воздухе, взлететь вверх, домой, но только падает, теряя высоту и с каждым мгновением всё быстрее приближаясь к тем самым пресловутым кустам, куда так боялся свалиться.

Впрочем самого падения он уже не чувствует провалившись в вязкую, неприятную темноту, только и успев, по примеру брата, заблокировать их связь…

Макар просыпается от холода и сосущей пустоты внутри. Словно чего-то очень важного и нужного не хватает.

Однако холод пересиливает, отвлекая. Макар хмурится, зарываясь глубже в одеяло. Он ещё помнит, как ночью Костя открывал окно в положении «форточки». Видимо уснул и просто не закрыл.

А ему теперь мёрзнуть.

Разбудить бы Костю, чтоб неповадно было, а не выбираться на холод самому, но Макар помнит, как тот тяжело просыпается по утрам. Тут скорее родители из соседней комнаты прибегут, чем его добудишься.

Макар зевает и всё-таки открывает глаза. Вот только видит совсем не то, на что рассчитывал. И от этого внутри словно что-то обрывается.

Створка окна призывно распахнута, позволяя чуть влажному холодному ветру, надувая парусом занавеску, хозяйничать в комнате. А на полу, знакомой уже кучей тряпья, валяются пижамные штаны.

Макар подскакивает, как ужаленный. Брат снова улетел, хотя обещал так больше не делать.

Тут же в сознании вспыхивает последний «сон»: полёт, желание успокоить его самого собрав информацию, Глеб, с его предложением покормить курицей, и короткий полёт. Костя видимо воспользовался практикой самого Макара и в какой-то момент заблокировал их связь. Иначе, как объяснить, что дальше он ничего не видел?

А небо уже светлеет, намекая на скорый рассвет, и совершенно непонятно, где сейчас Костя.

«А может он просто пугает?»

Тупая мысль. Сейчас не первое апреля чтобы так шутить, да и повода нет. Но Макар выбирается из-под одеяла и, ёжась от холода, заглядывает на второй этаж, чтобы убедиться — брата там нет.

Развороченная постель, кое-как скинутая пижамная кофта, переброшенная поближе к окну и свежему воздуху смятая подушка и всё.

«Хвост повыщипываю!» — обещает Макар, немного прикрывая окно, чтобы не так сильно дуло, и бредёт одеваться.

Время на часах чуть больше шести, скоро мать придёт их будить и что ему сказать?

«Прилетит. Скоро вернётся» — успокаивает себя Макар, накидывая поверх пижамной кофты тёплый свитер, однако, упрямо не закрывая окно. Подоконники тут такие, что зацепиться не за что. А если будет стучать в стекло, то привлечёт ненужное внимание. Пусть лучше так.

Внутри по-прежнему тихо и пусто.

Макару даже на мгновение кажется, что может это он сам забыл снять вечером блок. А приснившийся сон был ничем иным, как простым сном. Но, сколько он не пытается, пустота так и не исчезает. Не врывается в сознание вид какой-нибудь улочки или дома, не смеётся привычно Костя. Ничего.

Сглотнув вставший в горле ком, Макар растирает лицо ладонями.

Ему не нравится, когда брат улетает, но… Ещё хуже оказывается, когда вот так: пусто, холодно и неизвестно.

Макар хватается за свой телефон и тут же его кладёт. Звонить некому. Мобильник брата лежит тут же, рядом на столе. Звонить же другим…

Костя уже улетал, не впервой. Тем более это только их общее дело. Нечего впутывать сюда остальных.

Макар видимо задремывает, потому как вздрагивает, когда мобильник со стуком падает из ослабевших пальцев на стол, за который он сел.

Часы показывают всего на полчаса больше, чем было. Небо уже совсем посветлело, намекая на хорошую погоду и приближение времени подъёма. А Кости до сих пор нет.

Окно всё так же чуть приоткрыто, как Макар его и оставил.

А за дверью уже встали родители. Он слышит, как они ходят и даже переговариваются шёпотом. Вот-вот зайдут…

Макар поднимается, чтобы зашторить окно. Мать не должна видеть, что оно приоткрыто.

Может, стоит выйти, показать, что он уже проснулся и их не надо будить?

Но он боится, что они поймут всё по его лицу. И тогда точно зайдут и увидят, что Кости нет. А Макару и сказать-то нечего будет. Не прокатит: «Он улетел». Не Карлсон ведь.

Макар забирается под одеяло, делая вид что спит и пряча свитер, но вместе с тем продолжая смотреть через узкую щель меж неплотно сомкнутых занавесок. Туда, где всё больше светлеет небо.

«А если постучать?» — приходит внезапная мысль.

Если Макар обычно представляет перед собой дверь и так же сделал Костя, то вполне логично попробовать. Вдруг получится?

«Вдруг он услышит и откроет?»

Макар прикрывает глаза, сосредотачиваясь на внутренних ощущениях. Представляет ту самую, добротную дверь, что всегда закрывает, когда хочет побыть наедине с собой. Та вырисовывается в мгновение ока. Детально, едва ли не до придуманных щербинок и потертостей. Только и остаётся…

И он стучит. Осторожно касаясь костяшками пальцев тёмного дерева. Только ответа с той стороны нет. Макар тянет за ручку, в надежде, что