— Эй, кто здесь? — беглец склонился над ямой.

И тут же отпрянул — кто-то рубанул ножом, едва не достав Михаила. Кто-то? Молодой человек лет двадцати пяти, русоволосый, кудрявый, с задорной кучерявой бородкой и пшеничными усами.

Миша, между прочим, обиделся:

— Хотел помочь, а ты — ножиком! Хорош гусь. Ну и сиди теперь там, охотничков дожидайся. Когда они еще ловушки свои проверят!

С досадою сплюнув, беглец подался в кусты — обойти яму слева, справа, похоже, что никак нельзя было — болотина. Угодивший в яму путник неожиданно застонал.

Михаил обернулся:

— Ты там что, ранен, что ли?

— Да колом бок распороло.

— Лихо ты прыгаешь, для раненого… Хочешь, чтобы помог, так нож выкинь.

Просьба сия тут же была исполнена — на край ямы, сверкнув, вылетел узкий клинок.

— Не хотел я тебя резать, думал — зверь какой, — тихо признался раненый.

— Индюк тоже думал…

Наклонившись вниз, Миша присвистнул и, поразмыслив, все тем же брошенным ножом принялся вырубать в попавшихся рядом рябиновых зарослях подходящий шест. Ямища-то оказалась глубокой — метра четыре, не выпрыгнешь. Да еще края мокрые, сыпкие…

— Сам вылезешь или помочь?

— Вылезу…

Парень выбрался — ловкий, черт… И снова застонал, приложив ладонь к окровавленной рубахе.

— И большая рана? — участливо поинтересовался Миша.

— Да не так, чтобы очень… Юшку унять бы. Постой, я сам… Подорожника у тропы посмотри… должен быть бы…

Рана оказалась рваной, большой, однако — даже на мишин непросвещенный взгляд — неглубокой. Так, вырвало клок мяса… Однако вполне загноиться может — от той же грязи.

Приложив подорожник, перевязали бок оторванной от подала рубахи тряпицей.

— Вот, поганцы, ну надо ж — на самой тропе волчью яму устроить, — скрипя зубами, выругался незнакомец.

— Так местные-то, верно, про нее знают, — усмехнулся Миша, внимательно рассматривая нож — хороший, с наваренным лезвием и резной рукоятью из рыбьего зуба. Новгородской работы ножик!

— Местные-то знают… — парень зло сплюнул.

— А чужие здесь и не ходят! — в голос захохотал Михаил.

— Тс-с!!! — незнакомец вдруг тревожно приложил палец к губам и прислушался. — Кажется, голоса.

— Так — охотники!

— Охотники? Может быть… а не лучше ль нам скрыться? Спрячемся, во-он, хоть в том буреломе — век никто не найдет, а нам все слыхать будет.

— Не найдут — если у них собак нету, — резонно заметил Миша. — А ежели есть…

— На собак у нас нож найдется! Идем… может, и не охотники это вовсе. Ну же? Идем!

О как уже сказал — «у нас»! Прогресс — одно слово. Михаил спрятал усмешку — этак ежели дело пойдет — так его скоро братом родным величать будут. Однако послушался незнакомца, зашагал к бурелому. На ходу, правда, спросил:

— Тебя хоть как звать-то?

— Василий… Василий Нежданов сын. Новгородец я, лоцман.

— А я — Михаил. И чего ж тебя в этаку даль занесло, лоцман? Тут, чай, ни немецких купцов, ни готландцев…

Василий отмахнулся:

— Надо было… Тс-с!

Нет, собаки с ними не было. Да и не охотниками были те, кто вот как раз сейчас подошел к краю ямы. Белобрысый круглоголовый Страшок и с ним тот старикашка, староста Нежила.

— Ну? — внимательно осмотрев ловушку, староста оглянулся на парня. — И где ж он?

— Тут должен быть, — Страшок озадаченно взъерошил затылок. — Ну, никак он ямину эту миновать бы не смог… провалился б, тут же ее и не заметишь. А заметишь, так уже поздно будет… О! Да вот же, юшка!

— Да где?

— Вон-вон, на кольях.

— Ну, юшка… — старик призадумался и вдруг, неожиданно, изо всех сил закатил Страшку оплеуху. — Нна!!! Едино дело доверил, и то не смог как следует сладить!

— Так, дядько…

— Я те покажу дядьку! Иди вон теперь, рыскай по лесу, аки волк, ищи. И покуда не найдешь — не возвращайся.

— Да найду я, дядько Нежила…

— Найдешь?! — староста с подозрением посмотрел на обиженно засопевшего парня. — И где ты его тут найдешь — в чаще? А собаку не дам! Нечего наших всех бередить.

— Да и не надобно собак, дядько Нежила, — вдруг ухмыльнулся Страшок. — Он, если и уйдет, так недалече. Других троп тут нет, а эта — к Чоге-реке выведет. И не свернуть — болота кругом, трясина. Я посейчас ройку возьму — на речке его и встречу.

— Встретит он… — староста сварливо потряс бородой. — Эх, надо было сразу, как вывел, ножиком в бок…

— Так я же так и предлагал! А ты все — заметят, заметят… Оттащили б потом в овраг — никакие б собаки вовек не учуяли.

— Ин ладно, — Нежила махнул рукой и строго посмотрел на собеседника. — Пойдем, возьмешь лодку. Но смотри…

— Ты ж знаешь, дядько, — я стрелой белку в глаз бью!

— Ладно хвалиться-то — в глаз!

— Христом-Богом клянусь… И еще Родом с Мокошью!

Во как! Не только Христом, но и Родом с Мокошью! Двоеверы, однако, язычники…

Голоса постепенно затихли, и Михаил, вздохнув, повернулся к Василию:

— Ну-с, господин лоцман, в свете услышанного что делать будем? По тропе идти — на стрелу нарваться, а свернуть, похоже, нигде и нельзя — было бы можно, не были б они так уверены.

— Даже не знаю, что и сказать, — новгородец искоса взглянул на Мишу и усмехнулся: — Чаю теперь — яму-то не для меня, для кого-то другого готовили.

Михаил глухо хохотнул в ответ:

— Этот другой — перед тобою сидит!

— А я догадался! — ухмыльнулся Василий. — Я вообще — догадливый.

— Как же ты, догадливый наш, в яму-то угодил?

Лоцман отмахнулся:

— Ладно тебе смеяться-то. Лучше думать давай — как выбираться будем.

— А что там думать-то? На усадьбу вернемся! — резко, как отрубил, заявил Михаил.

— На какую еще усадьбу?

— Есть тут одна… Откуда тропа. Сам же слыхал все. Вперед нам нельзя, в стороны — невозможно, остается куда? Правильно — назад. Туда сейчас и отправимся. Что смотришь? Нет, ночи дожидаться не будем — к чему? На усадьбе-то нас как раз сейчас никто и не ждет. Ай да староста… ай да Страшок! Ай да я, глупый дурачина…

— Ты про что это?

— Так, друже Василий, о своем, о девичьем…

— О девичьем? — лоцман зачем-то потянул с себя кушак.

А Мише, честно сказать, не до него сейчас было. О себе думал — ну надо же, так глупо попасться! Поверил, блин, хитрецам. Да что там, хитрецам, стоило только повнимательней присмотреться к поведенью Страшка — и все стало бы ясно уже с самого начала. Ведь все, как нарочно — и двор пустой (на луга все ушли, как же!), и сам Страшок стоял как хозяин — даже не моргнул, а ведь нехорошим делом занимался — пленнику убегать помогал. Эх, чего уж теперь говорить? Одно хорошо — из всего следовало, что его, Михаила, староста и Страшок замыслили убить в тайне от всех. И это очень хорошо, что в тайне…