Миша вскочил с соломы:

— Кто здесь?

— Твой друг. Бежать тебе надобно — и как можно скорее!

— Бежать? Почему?

— Убьют тебя здесь…

— Да почему же убьют-то? — узник непроизвольно повысил голос. — Кому тут надобно меня убивать? И где… где парни — Мокша, Авдей… где Марья?

— Незнамо, про кого ты и говоришь, мил человек, — немного помолчав, глухо прошептали за дверью. — Несть у нас на усадьбе таких, и не было никогда?

— Не было? — ошеломленно переспросил Михаил. — То есть как это — не было? Не добрались, что ли?

Вот это новость! А он-то надеялся… Что ж, теперь придется, как и прежде, надеяться только на самого себя. Интересно, что же произошло с парнями, с Марьей… Марьюшкой… Почему не дошли, не добрались? А всякое может быть — может, попались в разбойничьи лапы, может, заплутали и вышли совсем не туда, а, скажем, к Заволочью или, наоборот, к Онежским погостам. А, может, и сами решили в дальнюю вотчину не ходить… подумали, покумекали — да и подались обратно в Новгород! Или — в какой-нибудь другой большой и многолюдный город. Могло так быть? Запросто. Правда, в чужом городе придется жить на правах изгоев… то есть — вовсе без прав. Так они и так — изгои, нет своего рода, некому заступиться. Хорошо б, если ушли или заплутали… лишь не погибли, ребята хорошие, славные, а уж Марьюшка… Миша неожиданно для себя вспомнил жаркие объятья девчонки и покраснел. То же мне — воспользовался «подарком». Хотя, а потом-то… она ж сама к нему приходила. Да так, что и не прогнать! Хм, Марья… «раба»!

— Эй… ты тут еще? — подойдя к самой двери, тихонько позвал узник.

Тишина. Ушел, что ли? И кто это вообще такой… неизвестный друг-доброхот?

Михаил в волнении принялся ходить по амбару, еще пустому, если не считать брошенной охапки душистого сена. Хорошая нынче выдалась осень, не дождливая, теплая. Самый раз собирать урожай… или вот — сено косить по второму, третьему кругу.

— Эй, Мисаиле!

Ага! Снова пришел.

— Все наши пришли, собралися у старосты Нежилы в избе.

— Нежила — это тот старичок?

— Он. Кончать тебя на рассвете решили.

— Кончать? За что?

Неизвестный доброхот не ответил — да Миша и без него знал — за что. За то, что чужой, ведь любой чужак — опасен. Опасен тем, что не свой, не их клана… а значит — непредсказуем, и — в случае чего — ответить за него некому. Да уж, самое простое решенье — избавиться от такого. Изгнать или — самое верное — убить. Камень на шею — да в озеро. И никаких проблем. Одно лишь оставалось неясным:

— Почему на рассвете?

— Здешние весяне… Давно ищут себе жертву, а Нежила с ними ладит.

Жертву! Вот еще только этого и не хватало для полного счастья! А очень может быть… если они с весянами — дружно. Запросто принесут в жертву какому-нибудь кровавому богу… или богине… Впрочем, постойте-ка! Кажется, у веси не было ни богов, ни богинь. Одни духи природы, всякие там священные озера, родники, камни, рощи. Ну, значит, принесут в жертву священной роще — тоже приятного мало. Прав, прав этот… гм… неизвестный друг — бежать надо, бежать!

— Кто ты, друже?

— Страшком меня кличут. А про тебя, Мисаиле, я от Ефима-тиуна слыхал.

— Ах, от Ефима…

Тогда понятно.

— Подмогу тебе — за то мне от тиуна и боярича награда будет!

И это верно. В меру цинично, но верно. Молодец, Страшок, не теряется, блюдет свою выгоду!

— Ты будь готов, друже… Как момент улучу — выберемся. Скажу — куда там податься.

— Так в Биричево бы!

— Верно, туда. Ну, ты жди.

Узник и ждал — а что еще в его положении оставалось делать? Выбраться из амбара самому — не реально, слишком уж крепкий, двери тоже надежны, снаружи заперты на засов. Тем более, зачем самодеятельность, когда есть надежда на помощь?

Которую, в общем-то, не пришлось ждать так уж и долго — по мишиным прикидкам не прошло и часа, как Страшок объявился вновь.

Зашептал:

— Готов, друже?

Михаил отозвался по-пионерски:

— Всегда готов!

И тут же скрипнул быстро отодвигаемый засов. Дверь приоткрылась…

— Выходи. Быстро.

У амбара, по-хозяйски расставив в стороны ноги, стоял молодой парень на вид лет двадцати или чуть больше. Белобрысый, круглоголовый, стриженный в скобку. С обычным, ничуть не примечательным лицом, усыпанным редкими веснушками, и курносым носом. В руках парень держал сломанный кол… засов!

— Идем, — с улыбкой кивнул он. — Засовец-от, сломался — ты и убег. Никто и не виноват.

— Понимаю. А…

— Все мужики на тоне — верша вытаскивают, крупную рыбу поймали. Бабы с детишками — на лугу, эвон, распогодилось — ужо, просушится сено!

Михаил кинул быстрый взгляд на небо: и впрямь, распогодилось — облачность почти совсем сгинула, освободив широкую полосу звеняще прозрачной сентябрьской лазури, с летящими по ветру серебристыми паутинками и стаями перелетных птиц. Летели, курлыкали… Журавли? Утки? Хотя, кажется, рановато еще уткам-то…

Вслед за своим провожатым, освобожденный узник быстро прошагал мимо хлева и конюшни к узкой калитке на заднем дворе. Калитка выводила к лесу…

— Теперь — сам, — ухмыльнулся Страшок. — Иди по этой тропинке, никуда не сворачивая. Аккурат к Пашозерскому погосту выйдешь, а уж там — перевезут в Биричево.

— Спаси тя Бог, — на местный манер поблагодарив парня, Михаил быстро пошел по указанной тропке.

Вокруг расстилался лес! Угрюмая такая чащоба с елями, соснами, буреломом. Да еще и болотины по краям — никуда с тропинки не денешься при всем желании. И — странно — Миша приметил по солнышку, по мху на деревьях — тропка-то вела вовсе не на юг, к Пашозерскому погосту, а совершенно наоборот, явственно уводила к северу, в какие-то совсем уж непролазные дебри. Впрочем, очень может быть, что только таким путем сейчас и можно уйти, выбраться. Та, южная-то, дорожка наверняка мимо лугов да полей тянется, а там народ, людно, беглеца запросто заметить могут.

Несмотря на ясный день, в лесу было сумрачно, темно, угрюмо. И — казалось — смотрят со всех сторон чьи-то злобные глаза. Рысь? Медведь? Волки? Хотя зверье-то сейчас сытое, бояться нечего… и некого, ну разве что — лося. Вот уж тот-то дурак рогатый может и просто так, ни за что ни про что — копытом башку снести, бывали случаи!

Беглец вдруг резко остановился, услышав впереди, в зарослях, чей-то стон! Или даже — вскрик… Ну, явно человеческий голос!

Оглянувшись по сторонам, Михаил ломанулся вперед, с трудом протискиваясь сквозь растущие прямо на тропе колючие заросли… и едва не упал вниз, останавливаясь на самом краю глубокой, разверзшейся под ногами ямы… Именно — ямы. Ямы-ловушки — волчьей, а то и на медведя. Во-он, торчат колья! Если б не голос… если б кто-то уже не провалился в ловушку допрежь, вот только что — Мишу уж точно пронзили бы колья. Прямо насквозь, как какого-нибудь медведя!