бельем, снегом, немного — дымом очага и свечным воском. Неужто алий стал бы коротать время в свете коптящей сальной свечи или лучины? Вот бедный хозяин, похоже, и выпотрошил все свои запасы!

— Не тесно будет? — спросил Ирранкэ, впустив нас, и я огляделась.

Должно быть, в большей комнате обычно размещались хозяин с супругой (она скончалась позапрошлым летом), а в смежной, поменьше — маленькие дети, а то и кормилица. Дети давно уже выросли, а комнатка превратилась в подобие кладовки, но сейчас никакого хлама там не было, остался только огромный сундук, размером с целую кровать, покрытый периной.

— Я подумал, втроем на кровати будет тесно, так что уж умещусь, — кивнул на него Ирранкэ.

— У тебя ноги свисать будут, — непосредственно сказала Ири, посмотрев снизу вверх — она и до плеча отцу макушкой не доставала. — Лучше я тут буду.

Я хотела было возразить, но осеклась: что, если Ирранкэ хочет поговорить со мной о ключе? Я ничего не рассказывала Ири об этой штуковине, так, может, и не нужно? Конечно, она и подслушать может, хлипкая дверь — не преграда, но все же…

— У меня никогда не было своей комнаты, — добавила Ири, пригладив мягкий мех. — Хоть пойму, как это?

Что верно, то верно, вторую кровать в нашей комнатушке впихнуть было некуда, мы с дочерью и спали вдвоем, как когда-то я с бабушкой.

— А еще, — добавила она, — вы меня чуть не задавили ночью!

— То есть?

— То и есть обнялись так, что я едва не задохнулась, еле-еле выползла! Даже маму разбудить не могла, а ведь она на каждый шорох просыпается… Но тут спала, как заколдованная, — улыбнулась она, а я, хоть убей, не могла припомнить, что вообще происходило прошлой ночью.

— До вечера еще далеко, — сказал Ирранкэ после паузы. — Присядем?

Я села на край кровати, Ири свернулась клубочком в изножье, а сам он устроился на шатком табурете возле окна, пояснив:

— Душно. Не могу в духоте. Так-то бы рамы выставил, да боюсь вас простудить.

— Я тоже не люблю, когда дышать нечем, — сказала Ири. — На чердаке хоть из щелей поддувало, а тут вообще… как на кухне, даже хуже, там хоть какая-никакая тяга есть, а то бы все угорели!

— Правда, хотя бы ставни открой, пускай протянет немного, — кивнула я. — Не такой снаружи мороз, а мы уже обсохли. Укутаемся как следует, уж не просквозит.

— Да, мы в лесу под снегом ночевали, не замерзли! — вставила Ири. — Ой… а где наши вещи?

— В той комнате, — кивнул Ирранкэ. — Я приказал принести. В углу.

Ири переменилась в лице, спрыгнула с кровати и бросилась туда, зашуршала чем-то, а потом я услышала вздох облегчения.

— Что у нее там? — шепотом спросил он.

Я только плечами пожала: кто знает, какие девчачьи сокровища могла прихватить с собой своевольная дочь?

Пока Ири копошилась в пожитках, я молча смотрела на ее отца. Он изменился, и очень сильно, но я не могла понять, в чем именно. Лицо то же самое, и шрам его почти не портил, глаза, так напугавшие меня недавно, все те же… Сейчас в них отражались огоньки свечей: казалось, будто это закатная или лунная дорожка пляшет на темных волнах. А потом Ирранкэ чуть повернулся, и я вдруг увидела…

Когда-то у него были пепельно-русые волосы, густые, гладкие и прохладные на ощупь, я прекрасно помнила это — пряди скользили между пальцами, как текучая вода, совсем не путаясь… У Ири точно такие же, я ей завидовала: пока я косу расчешу, она свою трижды переплести успеет, хотя у нее волосы и длиннее!

Сейчас Ирранкэ был сед как лунь, и это настолько не вязалось с его молодым лицом… Я не находила слов.

— Заметила, верно? — Он взглянул на меня. — Теперь я похож на человека?

— Нет… нет! — встряхнула я головой. — Ты…

— Это все еще я, — негромко произнес он. — Я понимаю, много лет прошло, а ты совсем не знала меня. Не знала и забыла.

— Смеешься? Как я могла тебя забыть, если… — Я кивнула в сторону маленькой комнатки, где возилась Ири.

— Это другое. Дочь была с тобой с рождения, меня — такого, каким я был, — ты не знала, — сказал Ирранкэ. — Считаные встречи не в счет. И наша единственная ночь — тоже. Ты боишься, что я — не тот, за кого ты меня принимаешь, верно? Или даже вовсе… не существо из плоти и крови.

— Лошади у тебя жуткие, — зачем-то сказала я. — Верно, я подумала, что ты… тобой мог притвориться кто-то… не хочу поминать к ночи. Не знаю, зачем им такие шуточки, но…

— Но ты почти угадала, — перебил Ирранкэ и криво улыбнулся. Улыбка у него теперь всегда выходила такой из-за шрама на щеке. — Коней мне продал кое-кто из свиты Зимней королевы. Я дорого за них заплатил.

— Только не говори, что пообещал взамен то, чего дома не знаешь… — прошептала я, чувствуя, как ледяная рука сдавила горло. — Только не это…

— Марион? — Он схватил меня за плечи, легонько встряхнул и сразу же выпустил. — О чем ты?

— О сказках, — деловито сказала Ири, скидывая обувь и забираясь на кровать со мною рядом — теперь, когда Ирранкэ открыл ставни, из окон дуло. Конечно же, она все слышала! — Там часто такое бывает: кто-нибудь в обмен на помощь обещает то, чего дома не знает. Или того, кого первым встретит, когда вернется. И приходится отдавать… разное. Даже если не хочешь, все равно придется, потому что уговор, а уговор дороже денег!

— Ну нет, я еще не лишился разума! — Ирранкэ коротко рассмеялся. — Нет. Я прекрасно знаю: просишь подмоги у таких существ — плати сразу, и хорошо, если найдется чем! Я это сделал, в долгу не остался, хотя и хватило едва-едва…

— Я тебя не понимаю, — прошептала я.

— Я же обещал, что расскажу… Но это очень долгая история. — Он встал и проверил, хорошо ли заперта дверь. В смежной комнатке отдельного выхода наружу вовсе не было, и славно. — И, думаю, начать придется с ваших злоключений. Каким ветром вас занесло сюда? Неужто герцог выгнал тебя с дочкой, а мать не приютила?

— Нет, мы ушли сами, — ответила я.

Ирранкэ сел рядом — матрац просел под его тяжестью, и мы с Ири вдруг оказались будто бы в гнезде, прикрытые от непогоды надежным крылом — это он набросил на всех нас свой плащ, легкий и теплый.

— Лучше я расскажу, — сказала Ири. — Только сперва хотя бы имя назови…

— Ирранкэ… — ответил он и добавил что-то длинно-певучее, мне такое в