Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она начала очень медленно:
— Я понимаю, что ты говоришь, но думаю, что важно не быть слишком зацикленной только на себе и думать о желаниях остальных. Я хочу сказать, разве всю мою юность я не выслушивала от тебя, какие люди подходящие, а какие нет?
— От меня — нет.
— Но ты всегда хотела знать, чем занимаются родители других людей, где они живут?
— Мне это неинтересно. — Мама говорила рассеянно. — Хорошо бы знать, кем на самом деле являются те, с кем ты долго общаешься, вот и все.
— Нет, не все. Ты и миссис Бэрри…
— Ах, Дейдра, у Софи Бэрри ничего в жизни не было, кроме некоторых нелогичных правил. Никто, кто ее знал, не обращал внимания на это…
— Морин обращала.
— Тем хуже для нее. И, кстати, я не думаю, что ты права. Морин, жила своей жизнью и не обращала внимания на те глупости, которые Софи говорила о торговле.
— То есть ты хочешь сказать, что вы с папой были счастливы, когда я вышла замуж за Десмонда? Не пытайся сказать мне это, я не поверю.
В глазах Дейдры стояли слезы. Слезы гнева, обиды и непонимания. Неожиданно занавес упал, маски были сорваны, и ей стало страшно. Вежливое притворство исчезло.
Женщина в льняном костюме и кремовой блузке посмотрела на нее с беспокойством. Она начала говорить, но потом замолчала.
— Ты не можешь отрицать этого! — сказала Дейдра победно.
— Детка, ты говоришь о том, что было давным-давно.
— Но я говорю правду. Тебя волновало, что Десмонд не был звездой на небосклоне для нас.
— Что значит «для нас»? Это не мы выходили за него замуж, а ты. Это был твой выбор. Про звезды никто не говорил.
— Не говорили вслух.
— Не говорили вообще. Я уверяю тебя, мы с твоим отцом, конечно, думали, что ты слишком молода, что ты не окончила университет, мы боялись, что ты не сможешь получить специальность, — это правда. В этом смысле мы, конечно, хотели, чтобы ты потерпела, вот и все.
Дейдра глубоко вздохнула.
— Ты знаешь, мы не могли терпеть.
— Я знала, что вы не хотели терпеть, это все, что я знаю. Ты была настроена очень решительно, и я не собиралась становиться на твоем пути.
— Ты знаешь почему.
— Я знала, что ты его любишь или думаешь, что любишь. Теперь, раз уж ты осталась с ним, глупо ворошить прошлое, возможно, ты была права: ты любила его, а он — тебя.
Для мамы все казалось слишком простым. Если вы двадцать пять лет прожили вместе и вот-вот собираетесь отмечать это, то вы друг друга любили.
— Разве все было не так? — Мама ждала ответа «да», «нет» или «Я тебе это говорила».
— Более или менее, но это произошло не благодаря кому-то в семье.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать. Я думала, что из всех моих детей ты самая счастливая. Ты сделала то, что хотела. Никто на тебя не давил, у тебя была полная свобода, ты пошла в университет, могла бы работать, но никогда этого не делала. Мы с Софи говорили, что ты получила все на блюдечке с голубой каемочкой, а теперь выясняется, что ты чем-то недовольна?!
Маме было интересно, но без лишнего любопытства. Она поковырялась вилкой в салате и стала ждать объяснения.
— Зачем ты позволила мне выйти замуж за Десмонда, если считала, что я слишком молода?
— Я только подумала, что можно выбрать наименьшее из зол. Я так всегда думаю. Твой отец считал, что ты была беременна, но я знала, что это не так.
— Откуда ты знала это? — Дейдра говорила шепотом.
— Потому что даже в далеких шестидесятых никто бы не стал выходить замуж за человека, которого не любит, даже из-за этого. Анна родилась гораздо позднее, это точно подметила Софи.
— Да.
— Так вот, Дейдра, в чем же суть? В чем я провинилась? Мы дали согласие. Это было плохо? Нет. Мы приехали на свадьбу, ты же этого хотела. Ты сказала, что не хочешь приглашать много народу и будешь праздновать в Англии, мы пошли на это. Мы забрали Барбару и Джерарда из школы. Двери нашего дома всегда открыты для вас с Десмондом, но вы никогда не приезжали. Только раз, но ты такая обидчивая, мы не знали, что сказать, тебя все расстраивало. Мы приезжали навестить вас несколько раз и намерены приехать на юбилей свадьбы. И все равно я остаюсь виноватой, как и твой отец, а также брат и сестра.
Эйлин О’Хейген собрала соус кусочком хлеба и посмотрела на дочь.
Та смотрела на нее молча.
Пришел официант. Он забрал тарелки, и они обсудили яблочный пирог с кремом. Мать с упоением изучала меню, что позволило Дейдре собраться с мыслями.
— О чем мы говорили? Ах да, что мы с папой должны были ненавидеть Десмонда или что-то вроде того, да?
— Не совсем.
— Не только «не совсем», но и совсем не так. Мы оба считали, что он мил, просто забит тобой. Но быть в доме хозяином — это ты унаследовала от меня. — Эйлин О’Хейген говорила с удовольствием.
— Что вы с папой говорили друг другу о нем?
— Мы с папой? Да почти ничего. Он тебя обеспечивал, мы волновались, чтобы тут не было проблем. Думаю, мы беспокоились, что у тебя не сложилась карьера.
— У меня было трое детей, которые рождались один за другим.
— Да, но потом…. И я полагаю, мы считали, что в той структуре… тех итальянцев — «Палладианс», было много иерархии…
— «Палаццо».
— Вот и все, что мы думали плохого о Десмонде, так что можешь прекратить свои нападки.
Мама рассмеялась.
Дейдра посмотрела на нее так, словно никогда прежде не видела.
— А миссис Бэрри про нас не спрашивала?
— Нет, дорогая. Если говорить правду, то некому особенно интересно и не было. Ты же знаешь, как это происходит в Дублине. Стоит тебе только исчезнуть из поля зрения, как о тебе забывают.
— Но ты же не могла забыть меня, свою старшую дочь. — Ее губы дрожали.
— Конечно, я тебя не забыла, глупышка. Но мы никогда не говорили ничего ужасного. Ни про то, что Десмонда уволили Палладиансы, когда Анна была на том же приеме, что и принцесса Диана…
— Принцесса Мишель.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Дейдра. Это же не подсчет очков: за это мы вам прибавим, а за это — отнимем.
Наступила тишина. Длинная пауза.
— Я не критикую тебя, ты это понимаешь?
— Да, мама.
— И даже если бы мы с Кевином не любили Десмонда, что было неправдой, потому что то, что нам было представлено, нам понравилось… Но допустим, что мы бы его не любили… Зачем было бы говорить это или думать об этом? Мы же не собирались жить за тебя.
— Я понимаю.