Я кивнул в сторону Ямазова.

— У него спроси.

Тогда Гунько развернулся к Султыгцу и впервые обратился к нему на ты без вежливых расшаркиваний.

— Про какие листы говорит Илья?

— Это его не касается.

— Касается, это и его и меня касается. Я жду ответа.

— Нет никаких листов. Этот щенок все придумал, ты лучше спроси откуда у него затвор.

Гунько повернулся ко мне на секунду, я увидел ледяное спокойствие. Пожалуй я не ошибся, на меня смотрел не Гунько, а какой-то двойник Архангела Михаила.

— В рюкзаке у него, он только что запихал.

— Покажи рюкзак, — вновь обратился к Ямазову Николай Прокофьевич.

— Пошли вы! — Султыг взял в руки свое ружье, но направить в нашу сторону не решился. И правильно сделал.

— Даже не думай, — раздался чей-то мужской голос.

Я услышал, как за спиной наклацали предохранители и затворы

Трое спасателей были начеку, они выставили свои ружья.

— Так. Султыг, ты не хочешь показать рюкзак?

Тот покачал головой.

— Хорошо, убери ружье.

— Пусть они тоже уберут.

Гунько показал жестом, чтобы спасатели опустили оружие. Те подчинились.

— Ты же понимаешь, что тебе придется показать рюкзак.

— Сейчас мы это отложим, но ты или покажешь или нам придется…Короче давай по-хорошему.

— Я сказал, он все врет.

Я дернулся вперед в его направлении. Кто-то крепко ухватил меня за локоть и настойчиво потянул назад. Не резко, чтобы я не воспринимал это как агрессию.

— Ну что ты на него уставился, как на икону, — толкнул меня в бок Андрей, — всё, давай, остынь, Илюха. Потом разберемся с ним, когда вернемся в Поселок, давай назад.

Он сказал это так тихо, что я даже обернулся к нему, чтобы получше расслышать.

— До Поселка еще далеко, ты о нём ничего не знаешь, все еще впереди, — я прикидывал, сколько дней мы еще будем в походе, не отводя глаз Ямазова.

Он обнял меня двумя руками за плечи и оттянул назад на два шага.

— Нельзя быть таким задирой. Хоть и поделом ему. Я, вправду сначала ничего не понял. Охренел, когда ты ему влепил, у него аж голова в сторону отлетела.

— Я из семьи потомственных пахотных солдат — крестьян. У нас в роду все такие. Уж извини, что не стал перед Ямазовыми — королями тундры на колени становиться и в грехах каяться.

— Я тоже не графского рода, — признался Андрюха. — Мой прадед по матери держал мукомольню селе в Саратовской губернии, а по отцу можно сказать — городской. Но душа моя все равно крестьянская. Пошли подышим расскажу.

Тридцати четырех летний Андрюха по отцу, был родом из семьи потомственных сибиряков, прибывших в осваивать те земли вместе с казачьими войсками Ермака. Основавшие вместе с атаманом Тюмень, один из первых сибирских русских городов евразийского континента.

Его дед «выбился в люди» благодаря собственным титаническим усилиям, неуемной работоспособности и стремлению быть в гуще тех событий, что происходили рядом с ним на территории Сибири.

Овдовев в возрасте сорока лет, мужик сам продолжал воспитывать троих сыновей. Своих отпрысков дед не баловал, подталкивая лишь к тем решениям, что казались ему вполне разумными и логичными с высоты собственного житейского опыта.

Поэтому, когда старший сын — Федор, отец Андрея, поступил в военное училище, выбрав летную стезю, дед искренне обрадовался. Ведь сына ждала дисциплина,налаженная жизнь и безусловная любовь девушек.

В те годы девчонки очень любили шоферов, так называли водителей всех типов автомобилей, а еще больше любили пилотов. Пилот — сакральная профессия небожителей, почти богов, совершающих беспересадочные перелеты и подвиги, спасения полярников.

Летчики становились легендами — Чкалов, Бабушкин, Молоков, Водопьянов, Каманин, Ляпидевский. О них говорили и тайно вздыхали все свободные девичьи души.

В этом состояла велика романтика того времени. Федор отучился, полетал с годик, а потом нагрянула подлюка — война.

Пилоты совершали боевые вылеты один за другим, неся колоссальные потери. В одном из воздушн. ю ых боев Федор был сбит, получил ранение.

В госпитале в Саратове, встретил юную медсестру, которая родила ему в сорок третьем сына. Которого, впрочем, Федор так и не увидел, потому что был сбит во второй раз над Керченским проливом.

Ни самолета, ни пилота так и не нашли. Покоится, как и сотни его сослуживцев в море.

По матери же, он происходит из крепкой семьи староверов, которые ни при царях,ни при большевиках от своих религиозных предрассудков так и не избавились и по духу и по образу жизни остались крестьянами.

Андрюха,тоже был женат, сбежал в спасатели от бабского царства. Жена родила ему три дочери. Насчет «сбежал» мне не особо верилось, потому что характер у него был незлобливый, вечно улыбчивый, но со стержнем. Таких жены любят и стараются всячески поддерживать. Они, как правило, проживают счастливую полную жизнь.

В спасатели пошел потому что не взяли в милицию. Были грехи молодости, совершенные по глупости

— А я не жалею, там система жесткая, те из моих знакомых, кто в ментуру в Копейске пошел — либо спились, либо поувольнялись и начали все с нуля. Кто на заводе, а кто в жэк или на железку.

Мы стояли поодаль от всех и разглядывали пейзаж. Я был благодарен Андрюхе за то, что он отвлек меня разговором. Ко мне вернулась способность мыслить.

Султыг теперь понимал, что со мной шутки плохи. Я не стану краснеть и бледнеть от стыда или незнания как поступить с несправедливым обвинением.

Я был вынужден пренебречь разницей в возрасте, своим воспитанием и дружелюбием.

Можно сказать, что всему виной Сёма, точнее один из его рассказов.

На Кубани во время фашистской оккупации, немцы требовали от его прадеда выдать адреса и имена коммунистов.

Сам дед, старый казак,