Внутри Томаса билась паника, она затмила и похмелье, и тошноту, и ярость. Наклоняясь в последний раз над телом жены, он краем сознания удивился, какой невесомой стала деревянная пластинка ее амулета. Но это было неважно, несущественно, глупо, ведь этого просто не могло быть. Томас слушал Правителя, не в силах прервать его страшную речь.

– Твоя дочь… Кстати, как вы ее назвали? Впрочем, не суть важно… – Старик откинулся на спинку кресла, обращая взгляд на Город за широким окном. – Она будет чахнуть и через некоторое время умрет, если не дать ей силу. Силу Дерева, разумеется. Ты уже это понял, да, мальчик?

Томас не ответил, он стоял, продолжая стискивать побелевшими пальцами спинку стула.

– Мало кто знает, Том, но выжившие сумели сохранить некоторые манускрипты. Придя к власти, я изучил их и нашел там много занятного. Но сейчас речь о твоей дочери. Иногда наши Священные Деревья, – старик издал короткий смешок, – излечивали смертельно больных людей, просто даруя им немного своей деревянной плоти. Для здорового и полного жизни человека такой подарок означал бы обретение крыльев, но для того, кто потерял свою собственную, человечью силу, это было просто спасением. Немного древесного колдовства, Том, и твоя дочь станет обычной девочкой с маленьким амулетом на груди.

– Почему я должен тебе верить? – выдавил Томас, не поднимая глаз на Правителя.

– Потому что без меня у тебя нет ни единого шанса спасти девчонку, – ответил тот.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Томас прислушивался к ней, надеясь, что Анабель подаст ему знак, что она где-то рядом и точно знает, как правильно поступить. Но его любимая осталась безмолвна. Крылатый тоже молчал, и старик принял его молчание за согласие.

– Отлично, – просипел он, потирая ладони. – Тогда расскажи мне, мальчик, о чем ты договорился со своим Вожаком вчера ночью.

* * *

Ущелье скрывалось между двумя скалистыми склонами. Томас чувствовал, как песок под ним становится вязким и влажным. Ветер, что приносил из глубины оазиса волнующие запахи, подгонял Крылатого, нежно играя с его волосами, остужал лицо.

Томас полз, не давая отдыха телу. Кроме ног, он уже не чувствовал ничего в области поясницы; спину то пронизывали разряды, то накрывала волна тепла, то по ней проходил озноб. Медальон, расколовшийся на половинки, качался на шнурке при каждом движении. В деревянной пластине не осталось больше силы и могущества, чтобы поделиться с Крылатым. Да и самим Томасом двигало лишь упорное желание убедиться, что Алиса нашла свое Дерево, что девочка в безопасности.

Ущелье открылось внезапно. Мгновение назад впереди были лишь горные склоны, и вот уже они расступились, открывая оазис.

Трава мягко пружинила, лаская стертые песком руки Томаса. Он подполз к ручейку, замер на мгновение, любуясь бликами мягкого солнца на свежей воде, а потом опустил в нее лицо, первый раз в жизни глотая холодную чистую воду без привкуса гари и праха.

Намокшие волосы облепили его лицо, когда он поднял голову от ручья. Внутри ущелья серые, как привычные ему горы, валуны покрывал густой мох, прямо как на картинках из старых книжек. Томасу хотелось вскочить, разуться и почувствовать голыми ступнями мшистый ковер, как мечтали они с Анабель.

– Видишь, милая, – прошептал он, не замечая, что слезы катятся по его щекам, смешиваясь со струйками стекающей с волос чистой воды. – Я все-таки нашел этот оазис, эту траву, эту воду, Огонь их сожги, они все-таки существуют, милая…

Он плакал, прижимаясь лицом к траве, погружая пальцы в живую, рыхлую землю, вдыхая дурманящие голову запахи. Плакал то ли от счастья, то ли от неизбывного горя, то ли просто оттого, что кроме слез у него ничего не осталось.

Когда его сдавленные рыдания утихли, Томас вытер мокрые щеки рукавом, заметив, как медленно, нехотя двигаются его руки, и огляделся. Девчонки не было.

Он пополз вперед, медленно заставляя умирающее тело двигаться; голову мутил настигающий его сон. Томас уже почти ничего не различал кругом, лишь наслаждался прикосновением ладоней к мягкой траве.

Чарли заметил его первым. Он давно уже проснулся, погрыз еще один кусочек грибного бруска и, жалобно поскуливая, устроился в ногах Алисы, продолжавшей мирно спать, обнимая ствол. Лис почуял присутствие чужака, как только тот пересек границу оазиса.

Согнув тонкие лапки и припав к земле, Чарли скрылся за мшистым валуном и смотрел, как покинувший их старый знакомый ползет по травяному полотну, падает лицом в воду и жадно пьет ее, всхлипывая.

Он изменился. Лицо, бескровное, бледное, отрешенное, осунулось, весь он будто стал меньше и тоньше, в нем не ощущалось той силы, какой он был полон раньше, он даже пах по-другому: как тот, кто ступил на порог между жизнью и смертью, но отчего-то застыл на месте.

Когда человеческий отпрыск упал на траву и расплакался, Чарли уже точно знал: он умирает. Почти умер, но еще тянется куда-то вперед. Смерть была к нему милосердна, она подарила ему шанс просто уснуть, забыться без боли и страха. Но глупый Крылатый боролся с ней, словно она – враг.

«Наверное, он ищет девочку, чтобы попрощаться с ней, – решил Чарли, выходя из-за камня. – Наверное, он сможет ее разбудить».

Томас понял, что рядом с ним кто-то есть, когда лис уже почти дотронулся до него мягкой оранжевой лапкой. Крылатый было отпрянул, но силы его покинули, и он растянулся на траве.

– А, это ты, – щурясь, прошептал он. – Здравствуй, зверь. Где твоя хозяйка? Боюсь, ей надо поспешить, чтобы застать меня в живых.

Чарли, повизгивая, вцепился в куртку Томаса и принялся тянуть его в сторону Дерева. Превозмогая сон, что почти накрыл его, Крылатый пополз вперед.

«Если она в беде, я не смогу ей помочь», – через силу думал Томас, подтягиваясь на немеющих руках.

Он не видел, куда тянет его ворчащий лис, как Дерево вырастает над ним, серебрясь в солнечном свете. Но его сияние, мягкое, почти незаметное, вдруг придало Крылатому немного сил. Он поднял тяжелую голову и смог оглядеться.

Тонкий серебристый ствол, ветви с сочными листьями, корни, что уходили под землю, – все было так, как представляли себе выжившие, так, как говорил ему Правитель. Не отрывая глаз от Дерева, Томас протянул дрожащую руку и дотронулся до коры. Она оказалась мягкой и теплой, внутри нее что-то ритмично билось, текло, как кровь в теле человека. Томас закрыл глаза, продолжая чувствовать мягкое сияние через сомкнутые веки.

Чарли зарычал. Он видел уже, как точно так же дотрагивалась Алиса до проклятого Дерева, а потом уснула беспробудным сном. Томас открыл глаза, желая прогнать зверька, мешавшего ему напитаться силой, разлитой в воздухе. Ног он не чувствовал, как и спины, медальон не стал цельным, не потеплел на груди, но сон отступил, голову больше не клонила к земле слабость.

Томас чувствовал: смерть отступила совсем ненадолго. Он знал, что Анабель простит еще одну отсрочку их встречи. Но Чарли был неумолим, он тянул Томаса, побуждая посмотреть на что-то с другой стороны светлого ствола.