долго гноиться и «приставать» мясом к одежде. А после — несколько лет ученья здесь же, неподалеку, на 6-й линии, у мастера, изготовлявшего вывески, про которого ходили слухи, что мальчишки у него не выживают, и то было близко к правде. Пьянство, побои, голод, подорванное здоровье — все это заставляло вспоминать «Лихачевку» и тетку с отцом с теплом и тоской.

Путь к успеху олонецкого крестьянина Чапыгина, начавшийся в пахнущих сыростью и кислой капустой коридорах этого дома, будет непрост. Книги, на которые мальчик копил, воруя монеты со сдачи от водки, летели на растопку печи, талантливые рисунки рвались хозяевами, колотившими Алешу за бестолковую трату времени. Со всех сторон сыпались оскорбления: «Дурак!», «Олонецкий людоед!», «Из тебя ничего не выйдет!» И тем не менее, бесправное детство на опостылевшей 6-й линии закончится, Чапыгин вернется к своим корням, в любимую им северную природу, опишет ее так, как никто не делал раньше, добьется известности и признания, о которых не смел и думать во времена жизни в этом доме.

Литература

Бальбе Б. Алексей Павлович Чапыгин: очерк жизни и творчества / Б. Бальбе. — Изд. 2-е, перераб. — Л.: Советский писатель, 1959.

Горький — А. П. Чапыгин / подгот. и коммент. Д. Устюжнин // Литературное наследство / Академия наук СССР, Институт мировой литературы им. А. М. Горького. — Москва, 1963. — Т. 70: М. Горький и советские писатели: неизданная переписка.

Григорова-Рудыковская Т. Л. Время, события, люди, — www.grigorov.ru, 2008.

Есенин С. А. «О Русь, взмахни крылами…» // «Скифы». — Сборник 2-й. — СПб., 1918.

Никитенко Г. Ю., Соболь В. Д. Дома и люди Васильевского острова. — М., ЗАО «Центрполиграф», 2008.

Рубанов С. Крупская в Петербурге — Ленинграде. Л.: Лениздат, 1975.

Чапыгин А. П. Жизнь моя. — Л.: Прибой, 1930.

Корпус для игры в мяч

(1780-е гг., приписывается Ж. Б. Валлен-Деламоту) Университетская наб., 7-11 к1

— Прошу внимания. Мы начинаем. Мой помощник… будет передавать сигналы лучами Герца. Эти сигналы запишет стоящий перед вами аппарат Морзе.

В зале наступила тишина. Все глаза были направлены на приемник, возле которого стояли Попов и его учитель Петрушевский. <…>

Тишину прервали глухие пощелкивая телеграфного аппарата. Раздались и разом смолкли изумленные возгласы. Физики недоуменно посматривали то на антенну, то на приемник, над которым склонилась голова Петрушевского. Старик волновался не меньше Попова. Лихорадочно блестевшими глазами следил он за точками и тире на телеграфной ленте.

Вдруг звуки смолкли. Из телеграфного аппарата потянулась чистая лента. Петрушевский вопросительно посмотрел на Попова.

— Это была проба приборов, — пояснил тот, — а сейчас начнется передача сигналов.

И действительно, через секунду аппарат Морзе снова застрекотал. Петрушевский взглянул на первые знаки в телеграфной ленте и, расшифровав их по азбуке Морзе, подошел к висевшей на стене черной классной доске. На ней он четко написал мелом: «Г».

Снова защелкал телеграфный аппарат. Петрушевский написал на доске еще одну букву: «Е».

Ученый не успевал расшифровывать все новые и новые точки и тире. Из букв, которые он писал на доске, сложились два слова: «Генрих Герц».

Еще не кончилась передача, на доске не были еще написаны последние буквы, как шумно поднялись и молодые физики, и дряхлые ученые, восторженно повторяя одни и те же слова:

— Генрих Герц!.. Генрих Герц!..

Ученые окружили Попова и наперебой пожимали ему руки, поздравляя его с величайшим изобретением» [150].

12 марта 1896-го здесь, в физическом кабинете Петербургского университета, расположенном в старинном корпусе для игры в мяч, состоялось заседание физико-химического общества, на котором тридцатисемилетний ученый Александр Попов, согласно протоколу собрания, «показывает приборы для лекционного демонстрирования опытов Герца» [151]. На стене исторического здания в советское время появилась мемориальная доска, отмечающее это событие как принятие первой в мире радиограммы, а история с появлением записки «Генрих Герц» стала легендарной. Считалось, что до 1918 года этот обрывок телеграфной ленты хранился у одного из участников заседания, профессора Лебединского, пока не исчез во время оккупации немцами Риги, где тот преподавал. Тот же Лебединский в своих воспоминаниях утверждал, что опыты Попова, который еще в 1895 году продемонстрировал прибор, регистрирующий электрические колебания и сообщающий о них посредством звонка, велись под контролем Морского министерства и держались в строжайшей тайне. Именно поэтому отправка первой в мире радиограммы была так сухо запротоколирована.

Письма самого Попова, воспоминания его помощника и сообщения прессы указывают, что первая публичная демонстрация телеграфной связи произошла не в марте 1896-го, а в декабре 1897 года. Впрочем, происходило знаменательное событие в этих же стенах, а переданной радиограммой было слово «Герц».

«Масса публики собралась вчера, 18 декабря, на заседание Русского физико-химического общества, чтобы присутствовать при новом торжестве науки.

А. С. Попов, как известно, одновременно с итальянцем Маркони нашел средство передавать сигналы на значительное расстояние при помощи открытых знаменитым Герцем лучей и применить их к телеграфу.

Вчера г. Попов произвел опыты телеграфирования без проводов. Благодаря богатству Физического кабинета С.-Петербургского университета, где происходило заседание, опыты оказалось возможным обставить прекрасно. Решено было передать без провода телеграмму из дома, где помещается Химическая лаборатория университета, в большую аудиторию, находящуюся в здании физического кабинета, где состоялось заседание. Здание лаборатории находится приблизительно на расстоянии семи минут ходьбы от здания физического кабинета. На обоих пунктах были устроены аппараты и все необходимые приспособления. В зале заседания был установлен аппарат, снабженный звонком для сигнала.

А. С. Попов предпослал опыту доклад о сущности нового изобретения, уже читанный им в нескольких местах. Затем ассистент г. Попова П. Н. Рыбкин отправился на станцию отправления, при чем было условлено, что ровно через десять минут г. Рыбкин даст в