«Выставка открылась вечером. <…>

Седой вспыльчивый художник подошел к Насте и похлопал ее по руке:

— Благодарю. Слышал, что это вы извлекли Тимофеева на свет божий. Прекрасно сделали. А то у нас, знаете ли, много болтающих о внимании к художнику, о заботе и чуткости, а как дойдет до дела, так натыкаешься на пустые глаза. Еще раз благодарю!

Началось обсуждение. Говорили много, хвалили, горячились, и мысль, брошенная старым художником о внимании к человеку, к молодому незаслуженно забытому скульптору, повторялась в каждой речи. <…>

В дверях появилась курьерша из Союза — добрая и бестолковая Даша. Она делала Насте какие-то знаки. Настя подошла к ней, и Даша, ухмыляясь, подала ей телеграмму.

Настя вернулась на свое место, незаметно вскрыла телеграмму, прочла и ничего не поняла:

«Катя помирает. Тихон».

«Какая Катя? — растерянно подумала Настя. — Какой Тихон? Должно быть, это не мне».

Она посмотрела на адрес: нет, телеграмма была ей. <…>

Настя скомкала телеграмму и нахмурилась. <…>

— В наши дни, — говорил (председатель), покачиваясь и придерживая очки, — забота о человеке становится той прекрасной реальностью, которая помогает нам расти и работать. Я счастлив отметить в нашей среде, в среде скульпторов и художников, проявление этой заботы. <…> Этой выставкой мы целиком обязаны — да не в обиду будет сказано нашему руководству — одной из рядовых сотрудниц Союза, нашей милой Анастасии Семеновне.

…Все зааплодировали. Аплодировали долго. Настя смутилась до слез.

Кто-то тронул ее сзади за руку. Это был старый вспыльчивый художник.

— Что? — показал глазами на скомканную в руке Насти телеграмму. — Ничего неприятного?

— Нет, — ответила Настя. — Это так… От одной знакомой…» [155].

Так ли представляла себе здание Ленинградского союза художников легендарная актриса Марлен Дитрих, читая эту сцену из рассказа «Телеграмма» Константина Паустовского? Сцену, тронувшую ее настолько, что, когда в 1964 году голливудская дива приехала с концертами в СССР, она прямо в аэропорту удивила собравшихся журналистов, сообщив, что является поклонницей писателя и хотела бы увидеть его. Для шестидесятидвухлетней Дитрих он был последним литературным открытием, лучшим из всех известных ей русских писателей и одним из шести ее самых любимых (остальными были Гёте, Рильке, Гамсун, Хемингуэй, Ремарк): «Однажды я прочитала рассказ «Телеграмма» Паустовского. (Это была книга, где рядом с русским текстом шел его английский перевод.) Он произвел на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть» [156].

Здание Союза художников на Большой Морской улице — одно из главных мест действия знаменитого рассказа. Оно было построено еще в конце XIX века для Общества поощрения художеств. Помимо рисовальной школы, выставочного пространства, музея и мастерских, здесь были предусмотрены и несколько квартир. В одной из них жил писатель Дмитрий Григорович, директор музея, в другой, в корпусе со стороны Мойки, — художник Николай Рерих, проработавший здесь двадцать лет в качестве помощника директора музея, секретаря Общества и директора школы.

Здесь учились Репин, Верещагин, Билибин, а Император Александр III приезжал рано утром на передвижные выставки и в одиночестве отбирал картины для будущего Русского Музея.

В 1932 году в здании расположилось ленинградское отделение правления Союза художников, первым председателем которого стал Кузьма Петров-Водкин. Был здесь и выставочный центр, функционирующий до сих пор. Героиню своей «Телеграммы», написанной, кстати, на основе реальной истории, Константин Паустовский «отправил» работать именно сюда.

Молодая ленинградка Настя работает в Союзе художников секретарем и совсем позабыла старушку-мать Катерину, которая в одиночестве в деревне доживает свои последние дни, опекаемая лишь соседской девчонкой и жалостливым сторожем Тихоном.

Катерина в слезах пишет Насте, что не переживет зиму, и просит приехать, но девушка слишком занята. Она заботится о подопечных Союза художников, среди которых дерзкий скульптор, живущий в нетопленой комнате и жалующийся на условия труда. Девушка прилагает все силы для устройства его выставки в этих самых стенах. Письмо матери остается без ответа.

Николай Рерих

Главный фасад дома № 38, 1912 г.

Выставочный зал. Дата съемки: (1910–1913 гг.) (все фото ЦГАКФФД СПб)

Сюда же, на Большую Морскую (тогда — улицу Герцена) прямо во время триумфа Насти на организованной ею выставке доставляют короткую трагичную телеграмму Тихона. Осознавшая свою вину девушка, бросится из этих дверей на вокзал. Но успеет ли она к умирающей старушке?…

«Мы выступали для писателей, художников, артистов, часто бывало даже по четыре представления в день. И вот в один из таких дней… к нам пришла моя очаровательная переводчица Нора и сказала, что Паустовский в зале. Но этого не могло быть, мне ведь известно, что он в больнице с сердечным приступом, так мне сказали в аэропорту в тот день, когда я прилетела. Я возразила: «Это невозможно!» Нора уверяла: «Да, он здесь вместе со своей женой».

Представление прошло хорошо. Но никогда нельзя этого предвидеть, — когда особенно стараешься, чаще всего не достигаешь желаемого.

По окончании шоу меня попросили остаться на сцене. И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему свое восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени.

Выступление актрисы Марлен Дитрих, 1964 г. (ЦГАКФФД СПб)

Волнуясь о его здоровье, я хотела, чтобы