Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голова встретилась с чем-то твёрдым, невыносимо захотелось спать, забыться, мысли закружились в странном хороводе и исчезли, все до одной, может — и навсегда…
Сперва вернулись только отдельные ощущения, за ними — отрывочные воспоминания о некоторых органах чувств, и, наконец, восстановилась главная человеческая функция — способность чётко и непреложно осознавать текущую действительность, какой бы горькой она ни была.
Ник лежал на вершине сопки, крепко обнимая замшелый валун.
Он старался совсем не обращать внимания на эти струи воды, падающие с неба и больно бьющие его в спину, и на этот страшный ветер, пытающийся оторвать его от спасительного камня.
Противно ныла ушибленная коленка, из носа в рот текла струйка тёплой солёной воды.
Кругом — рёв, визг, гул, завывания, стоны…
Ник знал одно — надо оставаться на вершине. Оставаться до полного окончания этого уродливого кошмара. Только здесь можно найти спасение.
На склонах сопки сейчас смертельно опасно: вниз стекают бушующие потоки воды, полные разноразмерных камней и разноцветной грязи.
Если даже удастся, не захлебнувшись в воде, добраться до подножия сопки, всё равно — многочисленные ушибы и переломы обеспечены со стопроцентной гарантией.
Откуда пришло это знание? А вот это вопрос, на который он и сам не знал ответа, но очень хотел бы знать.
В принципе, за себя он совсем не волновался, был уверен, что выкарабкается и на этот раз.
Но вот остальные, с ними-то что?
Оставалось только одно: надеяться на лучший исход, верить в чудо и ждать окончания этого светопреставления.
Тупо — ждать, ждать, ждать…
Что-то не так. Ник завертел головой: пришло ощущение, что произошло что-то важное, а он и не заметил. Но что? Что?
Только через несколько минут он всё понял. Просто вокруг стало очень тихо.
В тундру вернулась тишина.
Встал, опираясь обеими руками на спасший его валун, прислушался.
Тишина.
Наспех определился с собственными травмами.
Выбита коленная чашечка, на плече снова закровоточила так до конца и не зажившая рана, значительная гематома на затылке, левый глаз заплыл, нос распух и отказывался дышать.
Нормальный набор джентльмена, выжившего после очередного всемирного потопа. Главное — жив, ходить может, при необходимости и на спусковой курок нажмёт.
Так, а что у нас со спусковыми курками?
Понятно, полное ничего. Ни верного винчестера, ни браунинга, так ни разу и не проверенного в деле, в обозримых окрестностях не наблюдалось. Только нож в ножнах привычно висел на поясе.
— Эй, есть кто живой? — громко поинтересовался Ник у окружавшей его вселенной.
— Мы здесь, — прилетел еле слышный ответ, как показалось — прямо из пропасти прилетел.
Держась за коленку, хромая на обе ноги, Ник медленно проковылял на голос, к тому месту, где раньше начинался относительно пологий склон: всего-то градусов сорок относительно поверхности земли.
Теперь там был обрыв — загадочный и обрывистый донельзя.
Ник осторожно подполз к самому краю, с опаской заглянул вниз. Да, бывает, знатно размыло: вчера был мирный склон, нынче — бездонная пропасть…
Свесился, чтобы увидеть дно пропасти, оценить её глубину, тут взглядом с чьими-то чёрными глазами и встретился.
Ну вот, нашлись и наши влюблённые голубки.
Айна и Сизый стояли на крохотном приступке, взявшись за руки и практически вжавшись в вертикальную каменную стену. Под ними было метров двести потенциального свободного падения — прямо в жёлтый водный поток, плотоядно гудевший внизу.
Понятно, во время бури решили спрятаться от ветра за отвесной скалой, потом вода сверху полилась, склон полностью размыла, вот и оказались в ловушке.
Пришлось Нику с себя последние штаны снимать (в натуре — как Лёха выражался), мастерить некое подобие верёвочной лестницы.
Значок заветный, что в брючном кармане хранился, прямо к трусам пришпилил — чуть повыше левой ягодицы.
Первой Айну вытянул наверх, что совсем и нетрудно было, весила чукчанка килограмм сорок восемь — пятьдесят.
Вот с Сизым знатно пришлось повозиться. Во-первых, весил он за центнер, а во-вторых, ещё и правую руку вывихнуть умудрился.
Вытащили всё же вместе с Айной бродягу наверх, причём в самый нужный момент, когда приступок, на котором он над пропастью стоял, начал окончательно и бесповоротно разрушаться.
— Спасибо тебе, командир, — поблагодарил Лёха, пыхтя и отдуваясь. — А то мы уже с Айной подумали, что скоро отдадим концы — так ни разу и не согрешив по-настоящему.
— Да, надо будет — согрешить. По-настоящему. Надо успеть. А то обидно потом будет, — улыбнулась Айна, глаза мечтательно прикрыв, и Сизого в щёку чмокнула.
Тот сразу оживился, девчонку здоровой рукой обнял, да и давай нацеловывать — серьёзно уже, в губы.
— Эй, эй, — вмешался Ник. — Совсем сдурели. Тут непонятно, на каком свете находимся, что делать дальше, а они, понимаешь, нежности разводят. Прекращайте это дело немедленно! Давайте думать о реалиях наших скорбных…
Реалии действительно оказались печальными до невозможности.
Посмотрел Ник в сторону, где раньше лагерь располагался, а там и нет ничего.
Ни буровой, ни палаток, ни кухни-столовой, ни склада. Совсем ничего, только грязь бурая, да посередине площадки протекал жёлтый ручей, которого раньше и в помине не было.
Да и всё остальное вокруг изменилось до неузнаваемости.
Тундра совсем ещё недавно ярко-зелёной была, а сейчас в буро-пегую превратилась. Крохотные голубые озёра, в двух километрах от лагеря расположенные, слились в единую водную систему — цвета беж.
Даже небо — раньше голубое, задорное, молодое, как-то резко постарело, в тёмно-фиолетовые тона перекрасилось.
Айна Сизому ловко руку вывихнутую вправила, над коленной чашечкой Ника поколдовала, достала из кисета шепотку синего порошка, рану на плече присыпала щедро.
Можно и вниз спускаться. Только вот очень холодно — в одних трусах по Чукотке разгуливать.
Легко сказать — спускаться.
Двинулись со скоростью беременной черепахи, с трудом перебираясь через высоченные каменные завалы, непрерывно форсируя мутные ручьи.
Из одного завала торчала босая волосатая нога, в метре от неё на валуне стоял начищенный кирзовый сапог, пуская по всей округе солнечные зайчики.
Занятная картинка, такой вот чукотский сюрреализм.
— Будем из-под камней тело вытаскивать? — вяло поинтересовался Лёха.