На площадке, в окружении телевизионщиков, стоял Сашка. Камеры моментально нацелились на Ульяну, вспыхнули фонари, заставляя ее зажмуриться. Пятков стоял поодаль с гадючьей ухмылочкой на худом лице. По ступенькам торопливо поднималась Лерка, затянутая в неудобное узкое платье, и все поглядывала наверх, готовясь закричать.

Сашка бросил на Пяткова быстрый взгляд и, получив чуть заметное одобрение, затянул бодрым голосом:

– Уля, дорогая…

Сашка суетливо стал пихать в руки Ульяны охапку торжественно-розовых гладиолусов, вытянувшихся, словно часовые у Кремля, и сердился, что она отталкивала подношение. Со стеблей текла вода, капая на бетон. За спиной слышался шум и топот, а спустя мгновение из дверей высунулась Каролина, выглянула из-за плеча Ульяны и, увидев Сашку, расплылась в улыбке:

– Ой, здрасьте! А я вас знаю. Вас с острова первым выгнали.

У Сашки сползла дежурная улыбка, но усилием воли он нацепил ее на лицо, но получилось неважно, неискренне и криво.

– Красота в семье Некрасовых передается из поколения в поколение, – встрял из-за Сашкиной спины Пятков. – Вам, девушка, надо на телевидение, или в кино сниматься… Хотите, я договорюсь?

– Ой! – воскликнула Каролина и загарцевала на месте. – Хочу! А можно? А когда?

За дверями топталась Танька, которая все никак не могла выйти. Ульяна придерживала дверь, а проход закрывала племянница. Танька толкала Каролину в спину, пытаясь сдвинуть с места, и, наконец, когда это удалось, ослепительно улыбаясь, вышла на площадку.

Пятков ухмыльнулся ей в ответ, но на телевидение не позвал.

– А что же мы тут стоим? – воскликнула Танька и широким жестом умудрилась одновременно растолкать в стороны и дочь и сестру, да еще и дверь открыть нараспашку. – Проходите, проходите, не стесняйтесь…

Ульяна не успела даже ответить, как ее буквально внесли в квартиру, оттеснили к стене. Съемочная группа находчиво внедрилась в гостиную. Оператор быстро установил камеру на штатив и стал орать помощникам, чтобы внесли фонари. Ассистенты сновали туда-сюда, искали «где можно запитаться». Римма и явившаяся с кухни бабка Соня смотрели на все это с тихим ужасом. И только Танька и Каролина, путаясь у всех под ногами, настойчиво лезли в объектив камеры, сияющую циклопьим красным глазком.

Паника на лице матери помогла Ульяне обрести голос, и она, оттолкнув гримера, который уже лез к ней с кистью, рявкнула:

– Уберите камеры! Пятков, я к тебе обращаюсь! Ты в моем доме находишься, убери камеры!

Пятков лишь беспомощно развел руками и снова растянул губы в улыбочке:

– По-моему, никто не против, разве нет? Все довольны, счастливы. Семейная идиллия налицо. Саня…

Добежавшая до гостиной Лерка бросилась было в атаку, но ее торопливо развернули и вытолкали вон под протестующие вопли. Косясь в ее сторону, Сашка бухнулся на колени, швырнул на пол помятые цветы и, жестом фокусника вынув из кармана синюю бархатную коробочку, протянул ее Ульяне, потом спохватился, и раскрыл, обнажая хищно сверкнувший бриллиант.

– Ульяна, – пафосно начал он, не сознавая, насколько фальшиво звучат его интонации, – я умоляю тебя вернуться ко мне. Пусть мы наделали столько… кхе-кхе… ошибок, но ведь сейчас еще не поздно все исправить, верно?

На миг в комнате воцарилась полная тишина. Ульяна, не зная, что ответить, часто задышала и потупилась, глядя на разбросанные по полу гладиолусы. Оператор старательно снимал ее растерянное лицо. На лице Сашки блуждала его лучшая улыбка, и в этот момент, оттолкнув Пяткова, в гостиную влетела Соня.

– Ишь ты, ферт какой! – злобно ахнула она. – А вот накось, выкуси!

Она что было сил огрела Сашку по голове чудо-шваброй, бесполезной в хозяйстве пластиковой хренью, увенчанной собранными в пучок ленточками.

Швабра треснула и переломилась пополам, и это мгновенно вывело всех из ступора. Ульяна отпрянула назад и неудержимо захохотала. Перепуганный Сашка охнул, подпрыгнул, и схватился за макушку, а Соня, недоуменно глянув на огрызок швабры, с воем ринулась вперед, колотя по членам съемочной группы без разбора.

– Господи, уберите бабку! Куда лезет эта бешеная?!! – заорал Пятков, но в панике его никто особо не слушал. У стены, уткнувшись друг другу в плечи, выли от смеха Танька и Каролина, вытирая слезы. В кухне верещала Лерка и даже мать, глядя на беснующуюся Соню, давилась и сжимала губы. Соня, неудержимая, как танк, бросалась на врагов, без страха и сожалений.

Она, безусловно, победила бы, если бы не опомнившийся Пятков, который, не побоявшись орудия, бросился к Соне и, перехватив ее руку своей, второй рукой вцепился старухе в горло. Соня выпучила глаза, захрипела и стала отбиваться вслепую. Ульяна бросилась на выручку, но именно в этот момент в комнате появился новый спаситель.

Как получилось, что Лешка вернулся, никто не знал, да и некогда было разбираться, почему он, выждав несколько минут, поднялся в квартиру следом за съемочной группой. Влетев вихрем, он одним движением оторвал руки Пяткова от горла Сони, а потом отшвырнул телезвезду так, что Пятков пролетел через всю комнату, рухнул аккурат между телевизором и столом, опрокинув большую железную кастрюлю, в которой вот уже много лет рос громадный куст гиппеаструма, цветущий гигантскими белыми цветами. Кастрюля опрокинулась на бок, цветок сломался, а Римма запричитала, то ли от страха, то ли от жалости к растению, которое выращивала несколько лет, ухаживала, поливала, убирала на зиму в темное место. Соня упала на пол, и, кашляя, хваталась за горло, дрыгая ногами, как перевернутая черепаха. Ушибленный ею Сашка сидел на полу, морщился и держался за многострадальную макушку, цедя сквозь зубы неприличное, и покрикивая, требовал оказать ему профессиональную помощь.

– Ведь разбила поди башку, придурочная, – ныл он, но ни в ком это не вызывало ни малейшего сочувствия. В Ульяне так уж точно. Да и какая там травма от пластмассовой махрастой швабры? Шишка максимум. Не до Сашки было, ей богу, когда такая битва титанов происходила в реальном времени.

– Да вы охренели что ли? – успел сказать Лешка, и тут на него прыгнули с двух сторон оператор и ассистента режиссера.

Лешка неуловимо повел плечами – Ульяна почти не заметила этого движения – и оба доморощенных борца разлетелись в разные стороны, своротив камеру и софит, прощально дзинькнувшие при падении. Пятков, неуклюже выбираясь из узкого пространства, вытирал разбитую губу грязной, вымазанное в земле, рукой, и его маленькие ястребиные глаза светились яростью.

– Ну, ты попал, мужик, – прошипел Пятков. – Ну, ты попал…

Он встал и, смерив Лешку презрительным взглядом, вышел из гостиной.

– Давай-давай, ковыляй потихонечку, – бросил Лешка ему вслед, быстро глянул на Ульяну, а потом подошел к Соне, которой уже пытались помочь встать Танька и Каролина. Сашка тоже вышел, бросив на Ульяну странный взгляд, в котором мерещился ужас и немного презрения. Жавшиеся по стенкам члены съемочной группы опасливо скользили к дверям, где вполголоса переговаривались: не стоит ли полицию вызвать, все ж таки материальный ущерб, и немалый: софит, камера…