Дорога временами была очень узкой и петляла по склону холма, вид сверху открывался просто головокружительный. С правой стороны нас сопровождал шум падающей воды.

– Смотри! – воскликнула Хлоя.

Я уже оглохла на одно ухо, но все это было не так уж важно. Перед нами, словно вытекая из черной скалы, обрушивался в пропасть бурлящий водопад. Поистине великолепная, даже величественная картина. Хлоя положила голову мне на плечо. После того как позавчера мы обсудили поведение ее отца, она стала относиться ко мне с особой нежностью. Не вдаваясь в подробности, я откровенно ответила на все ее вопросы. Она ни о чем не подозревала и была в шоке от моего признания. Образ нашей семьи, существовавший в ее воображении, разбился вдребезги. Какую же я совершила ошибку, скрыв это от нее! Лили тоже старалась всеми силами показать, что она на моей стороне, и совсем, как она это делала в детстве, протянула мне горстку «очень миленьких» камешков. Вот уж не думала, что она вспомнит об этой старинной привычке. Но, как оказалось, она ничего не забыла.

Крутые виражи следовали один за другим, мы не знали, на что смотреть, настолько все изумительным выглядело вокруг. Справа гордо возносили в небеса свои острые вершины скалы, слева зияла пустота, а далеко внизу свежо зеленела долина.

Мы миновали два мощных водопада, с грохотом обрушивавшихся с горных круч всего в нескольких метрах от нас. Но при взгляде на третий мы чуть не задохнулись от восторга. Хлещущие потоки воды перепрыгивали со скалы на скалу и потом с оглушительным ревом проваливались в бездну, вздымая на своем пути ажурные облака пены. Это было так красиво, что у меня на глаза навернулись слезы.

– Я люблю вас, – сказала Хлоя.

– Я тоже вас очень люблю, – ответила я.

– Аналогично, – проговорила Лили.

И вот точнехонько в этот момент неожиданное ощущение самого полного, самого совершенного счастья овладело мной. Мы находились среди потрясающей, несравненной красоты, в волшебном уголке Земли, мы были здоровы и в прекрасном настроении, мы были вместе. Как же прекрасно, что мне хватило сил и мужества разорвать кокон нашей серой обыденности!

5 июня

Дорогой Марсель!

Как дела? Я почти в порядке, если не считать того, что я съела колбасу из оленины, приняв ее за «королевскую колбасу»[80]. А все дело в лживой рекламе: когда обман вскрылся, меня чуть не стошнило.

Мы посетили ставкирку[81] в Урнесе, это церковь из «стоячего дерева». Вижу, и ты не понял, что бы это могло означать, отчего мне сразу полегчало. Но, представь, все надо мной потешались, когда я спросила, садится ли дерево, когда устает. Так вот, на всякий случай знай, что эти церкви так называются потому, что при их строительстве используют столбы для крепления стен, нефа и крыши. Видишь, со мной ты много чего узнаешь новенького, то-то же! Короче, посмотрели мы эту церковь, она самая древняя в Норвегии, старше прабабушки, поэтому я обращалась к ней на «вы». Она прекрасно сохранилась для своего возраста, хотя внутри и тесновато, но я быстро оттуда вышла, потому что Ной предпочел ждать меня снаружи.

Мы уселись с ним в траве, смотрели на фьорд и ничего не говорили, да и не требовалось. Я очень люблю Ноя, впрочем, я тебе уже говорила. Не считая моей семьи, это первое живое существо, которое я так сильно полюбила и которое не является животным. Он никогда не врет, он добрый и, на мой взгляд, очень забавный. Как-то раз он издал звуки, которые меня насмешили, я хохотала, и он продолжил, так что я абсолютно уверена, что он делал это специально, чтобы услышать мой смех снова.

Мама не слишком-то много общалась с Жюльеном, а проводила все время с Хлоей, потому что та загрустила. Причину она не называла, но в конце концов не выдержала, потому что боль причиняет больше вреда, когда она внутри, а не снаружи. Итак, она прочла в Фейсбуке, что ее возлюбленный Кевин завел себе новую подружку, только учти – я тебе ничего не говорила. С тех пор она старается об этом не думать, но у нее плохо получается, как я вижу, иначе она не ныла бы все время, что никто ее не любит, что она – полное ничтожество, страшная, тупая и окончит свои дни в одиночестве.

Кроме того, узнав, что наш отец делал с мамой, она окончательно укрепилась во мнении, что все мужчины только на то и способны, что причинять нам зло. Может, мне и не стоило ей сообщать подробности, но ведь годами она твердила, что все произошло по вине мамы, «ах бедный папа», и бла-бла-бла, так что я внесла посильный вклад в установление истины.

По-видимому, мама думала, что я все забыла, так как я была тогда совсем маленькой, но, скажу тебе, увидеть свою маму с окровавленной головой – такое не забывается. С тех пор я не часто встречалась с отцом, но каждый раз, когда это происходило, он пытался понять, помню я о том случае или нет. Ведь он не мог не находить странным, что я не питала к нему той же привязанности, что и Хлоя. Не стоило бы ему думать, что я все забыла, хотя я и кажусь временами придурковатой, но то, что он сделал, даже такие, как я, не забывают.

На обратном пути, после экскурсии в церковь, когда мы плыли на пароходе, Хлоя вдруг заплакала. Тогда я не знала, что делать, и не сделала ничего, но, вернувшись в наш домик на колесах, я полезла под подушку, вытащила тебя, открыла страницу с записью от 1 мая и дала ей прочитать.

Как видишь, Марсель, возможно, за время поездки я не очень-то поднаторела в математике, но в сестринском чувстве – несомненно.

Прими, пожалуйста, мои наилучшие пожелания.

Лили

P.S.: А у меня волосы выросли в левой подмышке.

Лили заставила меня прочитать страницу из своего дневника, но мне далеко не все понятно: она постоянно обращается к какому-то Марселю.

Вот, что она написала 1 мая.