— Испугалась? Я была в ужасе! А Оливия — можете себе представить, что она чувствует? Эдам, что, по-вашему, вы делаете?

Он с улыбкой посмотрел на нее.

— Занимаюсь сватовством. Уверен, что Оливия сочтет десять минут страха стоящими того, чтобы не выходить за меня замуж.

— Но… — Десима подобрала юбки и побежала за Эдамом, который зашагал вперед. — Но если вы не намеревались умереть от вашей раны, в чем смысл затеянной вами игры?

— Я полагаюсь на человеческую натуру и способности вашего друга Генри как рыцаря. А теперь перестаньте поучать меня, Десима, — через минуту вы сможете делать это сколько душе угодно.

Двое разбойников, уже без масок, с усмехающими физиономиями молодых любителей кутежей, выехали из рощи. Никто из них не выглядел способным на большее злодеяние, чем трактирная потасовка из-за девушки.

— Все прошло согласно плану, милорд, — доложил один из них и притронулся к потрепанной треуголке, глядя на Десиму. — Мы бросили коляску, где вы сказали, и убедились, что поводья запутались в кустах, она не сможет двинуться с места. С молодой леди, думаю, все в порядке, хотя она кричит во все горло. Генри — это невысокий светловолосый джентльмен?

— Да, — подтвердил Эдам.

— Тогда он поспеет вовремя, — с усмешкой заметил грум и смущенно умолк, вспомнив о присутствии Десимы.

— Хорошая работа. Можете ехать, но, ради бога, приведите себя в порядок, прежде чем выберетесь на большую дорогу, иначе мне придется забирать вас на поруки из местной тюрьмы.

Оба удалились, и Десима вовсю использовала разрешение поучать.

— Как вы можете быть уверены, что они будут держать язык за зубами? Что, если слух об этом распространится по всему Лондону? Мы станем посмешищем, а скандал погубит Оливию, — бушевала она, когда они вошли в рощу.

— Это мои грумы, они абсолютно надежны и уверены, что помогают мне выиграть пари с сэром Генри.

— Они никогда не поверят такой невероятной истории!

— Десима, им по восемнадцать лет, и они убеждены, что аристократия способна на любые выходки. Случившееся это доказывает. А теперь тише — мы почти у дома, и я не хочу, чтобы Генри отвлекся от утешения Оливии.

Они вышли на лужайку перед домом, Эдам повернулся и повел Десиму к задней стене. Там оказалась маленькая беседка, и он открыл дверь.

— Входите и позвольте мне объяснить.

Десима неохотно позволила усадить себя на одну из скамеек.

Эдам закрыл дверь и прислонился к ней — его лицо было более чем серьезно.

— Это не шутка, и мне это далось нелегко, что бы вы ни думали. Я бы никогда не стал делать предложение Оливии. Но обстоятельства были против меня. Большего я рассказать не могу — она сама объяснит вам, если захочет. Когда мы оказались в этом положении, я не мог дать задний ход. Сначала я думал, это сделает Оливия, если поймет, что я неподходящий муж для нее. Но я понятия не имел, до какой степени она подчинена родительскому влиянию — особенно материнскому. Оливия не может противиться матери. А потом я увидел, что происходит между ней и Генри Фрешфордом, и нашел выход.

— Нашли выход? А я не понимала, почему вы так терпимы. — Десима озадаченно покачала головой. — Генри любит ее, но пытается вести себя достойно. Я уверена, что между ними не было сказано ни слова о любви.

— И я тоже, — мрачно отозвался Эдам. — И, делая все, чтобы напомнить Оливии, какую жалкую жизнь она будет вести замужем за мной, я старался поближе свести ее с Фрешфордом. Должен сказать, что ваши усилия примирить ее с ожидаемым браком были крайне нежелательны.

— Но я…

— Знаю, что вы действовали из дружбы и столь же достойных побуждений. — Он улыбнулся, и внутри у Десимы что-то дрогнуло. — Это одна из черт, которые я так люблю в вас.

Любит? Эдам сказал «любит»? Руки Десимы судорожно сжались. Он любит ее как друга — вот и все. Они ведь говорили о дружбе.

— Я видел, что ничто не подорвет чувство чести Фрешфорда и покорности Оливии, и тогда я придумал подстроить этот несчастный случай. Я мог обратиться к Фрешфорду, сказать, что знаю о его чувствах, и заверить его в своей поддержке. Но мы никогда не сумели бы заставить Оливию признать правду и посмотреть в лицо ее матери. Она бы сочла это позором. — Эдам скорчил гримасу. — Мне понадобились дни, чтобы придумать нечто убедительное, не подвергая вас риску.

— И это сработало?

— Давайте узнаем. — Эдам протянул руку, и Десима взяла ее. Она все еще была потрясена, но ее гнев сменился дурным предчувствием. Что, если эта тщательная уловка не сработала?

Они подкрались к задней двери. Эдам снял ключ с выступа наверху и бесшумно открыл ее, впустив Десиму в чистую, прекрасно оборудованную, но холодную кухню. Бесшумно ступая, Эдам двинулся по коридору через массивную, обитую сукном дверь, которая отделяла служебные помещения от хозяйских.

Они очутились в парадном холле. Все двери были закрыты, кроме одной приоткрытой. Эдам подошел к ней, ведя за собой Десиму, и оба напряглись, словно боясь услышать плохие новости.

— Они ушли, — раздался сильный и убеждающий голос Генри. — Они не знают, сколько здесь людей, и один из них ранен. Так что они уберутся, боясь, что мы вызовем констеблей. Теперь все в порядке, Оливия. Я здесь.

Послышалось всхлипывание, потом шаги по доскам и снова голос Генри:

— Ну-ну, Оливия, со мной вы в безопасности.

— Знаю. Вы были чудесны. — В голосе Оливии звучало трогательное обожание. — О, сэр… о, Генри!

Эдам, стоявший приложив глаз к узкой щели, с гримасой шагнул назад. Встретив вопросительный взгляд Десимы, он улыбнулся и шепнул ей на ухо:

— Думаю, все будет в порядке, но будь я проклят, если собираюсь подглядывать. Дадим им минуту.

Казалось, Эдам начал считать, потом сжал руку Десимы, отпустил ее и распахнул дверь. Генри держал Оливию в объятиях, и они с жаром целовались. Десима снисходительно улыбнулась, потом сделала строгое лицо и кашлянула. Какую игру намерен вести Эдам?

Влюбленные отпрянули друг от друга, как при звуке выстрела. Оливия побледнела и разразилась слезами. Генри, такой же бледный, вытянулся во весь свой невысокий рост и поклонился:

— Я к вашим услугам, милорд. Пожалуйста, назовите своих друзей.

— Я застаю вас соблазняющим мою невесту, и вы рассчитываете на дуэль? — Голос Эдама был ледяным. — Я предпочитаю хлыст.

— Нет! — В мгновение ока Оливия из плачущей мышки превратилась в сердитую кошку, в любой момент готовую выпустить когти. — Генри не соблазнял меня — он бы никогда не поступил бесчестно. Мы любим друг друга! — Она повернулась и взяла Генри за руку. — Я запрещаю вам обвинять его. Я знаю, что погибла, но мне все равно!

— Позвольте мне первым поздравить вас, — тепло сказал Эдам.