Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да что ты говоришь! – Я постарался быть серьезным. – Книга? А как она называется? И что за произведение искусства вы нашли?
– «Тайны старых подвалов»! – загадочно произнес он. И добавил обычным тоном: – Что нашли? Ну, прочитай и узнаешь. Короче, Склифосовскому привет, а у меня еще куча дел.
Он вскочил и опрометью бросился к выходу. Я доел «Биг Тейсти», допил колу и не спеша вышел на улицу. Строганов, видать, обиделся, и теперь мне придется ехать на метро в час пик…
На переходе на меня чуть не наехал джип. Собираясь высказать водителю все, что я о нем думаю, я узрел Арсения, махавшего мне руками и сигналившего на всю улицу.
– Доктор! Нельзя так долго есть! – пилил он меня, пока вез до больницы. – Все преступники разбегутся!
Я тем временем пытался пристроить в бардачок вырванный с проводами проигрыватель.
Последовательность и любовь к порядку – два качества, напрочь отсутствующие у этого детектива. Как он столько дел раскрыл?
В отделении я столкнулся с Натальей Олеговной. Рассказав всю историю в лицах и чересчур эмоционально, я закончил просьбой никому ничего не говорить.
– Пока, во всяком случае. Мы на финишной прямой. Так говорит ваш спарринг-партнер, а мой напарник.
– У меня ощущение, что вы мне рассказали сюжет вашей новой книги, – сделала вывод доктор.
Федор пребывал в медикаментозном сне и, судя по внешним признакам, без кошмарных сновидений. Персонал относился к нему с повышенным вниманием, что не мешало отпускать шуточки. Самая безобидная была такая:
«Вы бы Склифосовского в график поставили, – в который раз говорили мне коллеги. – Все равно лежит здесь сутками, так хоть дежурство прикроет».
«Вот уволился, – говорили медсестры, – а не смог без нас. Все равно к нам приехал. Теперь точно не отпустим».
– «Жизнь учит нас цинизму. И главное – не научиться ему», – процитировал я Бродского.
Глава 27
В шесть утра я сидел на кухне и ждал Строганова. Термос с кофе, бутерброды – все было готово. Если бы не жуткое желание спать, то я бы волновался и переживал. Арсений опоздал всего на полчаса. Спустившись на улицу, я убедился, что солнце еще не взошло, ветра не было, а мужик из соседней парадной стоял, как обычно, в шлепках на босу ногу и курил, с презрением посматривая на строгановский джип.
– Как голова? Не болит? – с улыбкой поинтересовался Арсений, опустив стекло.
Тот смачно сплюнул и мгновенно исчез.
Забравшись в машину, я вздрогнул. На заднем сиденье лежала плоская фигура Яблочкова в полный рост. Наклеенная на картон фотография произвела на меня впечатление.
– Может, расскажешь, чего ты этим хочешь добиться? – спросил я, не особо рассчитывая на объяснения. Но ошибся.
– Ну это же элементарно, Ватсон! Вот представь, убил ты пациента…
– Нет, не могу я себе такого представлять, да и не хочу, – перебил я Арсения.
– А зря! – назидательно сказал Строганов, повернувшись ко мне. – Фантазия и воображение – качества, необходимые для сыщика! Ну, хорошо. – Он снова стал смотреть на дорогу. – Допустим, ты случайно убил пациента. Ввел ему не то лекарство…
– О господи, – вздохнул я.
– Да, – закивал Арсений. – Ты раскаялся, все такое… А потом такой стоишь на кухне, пьешь свой кофий, а по улице идет тот самый пациент, который умер. Что ты испытаешь?
– Порадуюсь, наверно, – пожал я плечами. – Раз он живой, значит, я его не убил.
– Это невозможно! Ты неисправим! – негодующе закричал Строганов и включил музыку.
За ночь в машине появились две здоровенные колонки, к которым через весь салон тянулись провода от музыкального центра. Загремел индастриал-метал.
– Шведы – самая музыкальная нация, не находишь? Это «Pain».
Мы неслись по пустынному Московскому проспекту. Небо было ясное, с утренними звездами. Ожидался скорый рассвет. Арсений резко свернул в какой-то переулок и встал между двумя домами эпохи сталинского неоклассицизма, или «сталинками», как их называют в народе, хотя один был построен в конце тридцатых годов, а другой в середине пятидесятых. Арсений, взяв «Яблочкова» под мышку и повесив здоровенный бинокль на шею, пошел к более старому дому. Тот был отгорожен от проспекта чугунной решеткой, а на выделенной территории стояли припаркованные машины и росло одинокое дерево.
– Так, доктор. Ты стоишь тут, за этим микроавтобусом, чтобы Борщевик тебя из окна не видел. Понял? Теперь держи… Вот за рукоятку… – Он передал мне фотографию с неаккуратно приделанной сзади пластиковой трубкой. – Это черенок от моей швабры, – пояснил Арсений. – Держишь за нее, чтобы Яблочков был виден из окна, а ты нет. Ты понимаешь?
– Да-да! Чего тут не понять?
Мы были похожи на пару подозрительных типов, задумавших что-то незаконное. Я огляделся вокруг. К счастью, было еще не слишком светло, а главное, никого вокруг не было… Кроме двух полицейских, двигающихся в нашу сторону.
– Черт, Арсений! Полиция!
– Вот некстати… – Он развернулся в их сторону. – Слушай, у нас нет времени на объяснения. Их только двое, я с ними быстро справлюсь…
– Охренел?! – воскликнул я. – Даже не думай!
Но, разозленный возможной задержкой операции, Строганов меня не слышал. Я словно увидел, как он превращается в сжатую пружину… Двое патрульных приближались к нам быстро, но с осторожностью, явно ощущая исходившую от нас опасность. И тут я вначале рявкнул, а потом только осознал, что именно говорю:
– Отставить вопросы! Проводится спецоперация! – Я мгновенно извлек из кармана свой больничный пропуск и показал им обоим на вытянутой руке. – Кру-гом! – скомандовал я. – Левое плечо вперед, марш!
Произошло необъяснимое – они оба, кажется, даже в ногу, пошагали в обратном направлении и вскоре скрылись за углом.
– Я впечатлен! – Строганов стоял с открытым ртом. – Это что, гипноз? Ладно, потом расскажешь. – И он, словно кошка, стал карабкаться на дерево.
Я почувствовал, что ко мне вернулось дыхание.
Арсений, сидя на дереве, позвонил Борщевикову. Я так понял, что по первоначальному плану он не собирался звонить сам, а просто хотел подождать, пока тот случайно не взглянет в окно со своего второго этажа и не заметит фигуру Яблочкова. Но долгое ожидание (минуты три-четыре) плохо действовало на моего приятеля, он не мог ждать и жаждал действовать.
– Посмотри в окно, я здесь! – измененным голосом произнес Строганов в телефон.
Мне было не видно, какие эмоции испытал Борщевиков, но, вероятно, лицо его изменилось, поскольку Арсений, рассматривавший его в бинокль, вдруг захихикал.
– Доктор! Убирай Яблочкова скорее! – послышался сверху голос, затем раздался треск ломаемой ветки, и Строганов рухнул вниз. Впрочем, он умудрился приземлиться на ноги.
– Теперь бежим! – возбужденно крикнул он и понесся на полусогнутых ногах под прикрытием припаркованных во дворе автомобилей. Не зная, что делать с фотографией Яблочкова, я вместе с ней бросился за Арсением.
– И что, твой план удался? – спросил я его, когда мы сидели в машине и пили кофе.
– Еще как! – радостно ответил он. – Ты бы видел рожу Борщевика… Обхохотался бы.
– Не сомневаюсь, – пробормотал я. – А кроме комического эффекта, еще чего-нибудь мы достигли?
– Он стал звонить и, видимо, кричать в трубку. – Арсений многозначительно посмотрел на меня. – По губам можно было прочитать имя, кому он звонил…
– Кому? – Я застыл с надкусанным бутербродом.
– Вот представь себе, доктор. Убил бы ты пациента… – завел он свою шарманку.
– Так, все, спасибо, с меня достаточно! Не хочешь говорить, не говори. – Я отвернулся от этого гнусного типа и стал смотреть в сторону парадной, где жил Борщевиков. – Ого! Смотри, за ним приехали!
Мы наблюдали, как подъехал черный автомобиль с тонированными стеклами, шофер вышел, открыл дверцу, к которой подошел Борщевиков. Усы его топорщились, лицо было багровое, он обвел взглядом все машины вокруг, посмотрел туда, где «стоял Яблочков», потом вдруг погрозил кому-то кулаком и сел в машину.
– Пожалуй, нам пора, – сказал Арсений с довольным видом и повернул в замке зажигания ключ.
– А ты со своего телефона звонил? – поинтересовался я.
– Ну, если твой телефон был при тебе, то, естественно, со своего, – сказал он тоном, каким говорят с тупицами.
– А ничего, что он есть у Борщевикова? – невинным тоном спросил я. – И он тебя опознал.
– Доктор, я что, идиот, по-твоему? У меня мозгов совсем нету? Чего же ты раньше меня не предупредил: типа, не звони со своего телефона, там же номер определяется! А то я и не знал! – Он достал из кармана кнопочный телефон и показал его мне. – Смотри, это купленный вчера телефон, а в нем вчера же купленная сим-карта. Не на мое имя. Борщевику я звонил с него. Так что он меня не опознал.
– А откуда у тебя адрес Борщевикова? – спросил я, когда мы снова поехали.
– Громов дал. Еле-еле из него выцарапал. Решил, наверное,