Я заставлял себя идти, Строганов же летел впереди, пританцовывая и напевая что-то веселое.

В холле МКБ народу было немного, но я бы не взялся вычислить тех, кто прибыл из Москвы для внутренних расследований. Почти все посетители выглядели как самые обычные люди. За исключением, пожалуй, Строганова. Он сел было в кресло, но не выдержал, вскочил, пообщался с девушкой-администратором, купил шоколадку в автомате, уронил ее при попытке развернуть, затем несколько раз обошел весь холл по кругу. Наконец Арсений скомандовал: «За мной!» – и ринулся к выходу. Я – за ним. Обернувшись у самой двери, я обратил внимание, что трое мужчин самой обыкновенной внешности встали и не спеша пошли за нами.

Мы бежали по полю в сторону леса. Убегать было легче, чем сидеть в холле. Тем более что – я обернулся – преследователи еще даже не появились из-за угла здания. «Скоро здесь тропинку протопчем!» – крикнул я несущемуся впереди Арсению. Он не ответил и не снижал темп. Достигнув леса, мы перешли на быстрый шаг. До будки оставалось идти несколько минут. Вот и она. Около лесной лаборатории находились люди. Мы стали пробираться как можно тише. Уже можно было разглядеть машину и нескольких человек, которые негромко переговаривались. Арсений достал из кармана трекер, и со всех сил запустил его в сторону будки. Он бесшумно упал где-то среди деревьев и кустов. После чего мы свернули в сторону и прокрались к нашему тайному укрытию. Если честно, то я не просто боялся. Я трясся от страха. При этом я злился на себя, а еще больше – на Строганова. Я попытался восстановить после бега дыхание, но понял, что вначале нужно успокоиться. Впрочем, нервная система связана с дыхательной. И я стал «правильно» дышать. А вот Арсений страдал исключительно от нетерпения.

– Что они так долго? – шипел он на наших преследователей.

Меня же больше волновал вопрос, успеет ли прибыть к нам на помощь Воронцов, которому Арсений отправил сообщение за несколько минут до нашего бегства из МКБ.

Наконец мы разглядели идущих тем же путем, что и мы с Арсением, трех человек. Первый шел с планшетом, вероятно следуя к метке на карте, обозначавшей «жучок», который валялся где-то недалеко от будки. Строганов достал пистолет, показал мне кулак – на случай, если я буду с ним спорить, – взвел курок и прицелился в сторону бандитов, которые уже ругались друг с другом в полный голос. Мне стало жутко… Щелк! Раздался до боли знакомый мне звук. Арсений в остервенении еще раз щелкнул.

– Черт! Я опять забыл его зарядить, – обиженно сообщил он мне, словно я был виноват в его рассеянности.

– Слава богу, – пробормотал я, обливаясь холодным потом.

Тем временем одна группа приближалась к другой.

Я не заметил когда, но у этого маньяка в руках появилась рогатка. Деревянная, с довольно мощной резинкой. Металлический шарик рассек листву, и тут же раздался вопль: Арсений ранил зволдинского бандита…

Тотчас же раздались выстрелы. Стреляли от будки. Но сразу последовали ответные. Я на всякий случай заставил Строганова лечь, и вовремя. Над нами просвистела пуля.

Вдруг, даже несмотря на грохот стрельбы, я услышал треск ломаемых веток и топот. Обернувшись, я ожидал увидеть или танк, или стадо лосей, но это были люди Воронцова в бронежилетах и с автоматами. Я почувствовал себя Робинзоном Крузо, к которому с одной стороны приближались дикари, а с другой – спасительный корабль.

Я думал, что Строганов захочет досмотреть до конца этот боевик, но ошибся. Теперь мы бежали со всех ног обратно, к МКБ.

Уже в холле я налил себе стакан воды и залпом выпил его.

– Знаешь, – сказал я Арсению, – если бы был жив Акира Куросава, то он бы снял ремейк своего «Телохранителя» с тобой в главной роли. – И я налил себе еще один стакан воды.

– Доктор, кончай пить, – потянул меня за рукав мой неуемный напарник. – Надо брать его тепленьким!

– Кого? – перевел я дыхание.

– Борщевика, конечно! Полный вперед!

Глава 28

Строганов только занес руку, чтобы стукнуть по массивной деревянной двери, как она распахнулась. Мишаня, открывший нам дверь, инстинктивно вжал голову в плечи, увидев Арсения с поднятым кулаком.

– Я просто хотел постучать, – после неловкой паузы произнес тот и опустил руку.

Мы вошли.

– А мы вас не ждали, – честно признался Борщевиков, поднимаясь из-за своего стола, стоявшего в другом конце кабинета.

– Картина Репина! – засмеялся довольный произведенным эффектом Арсений. – Мы в школе ее изучали.

Борщевиков переглянулся с Мишаней, который уже пришел в себя и принял обычный для него безразличный вид.

– Я же тебе говорил? – многозначительно сказал ему хозяин кабинета, затем неторопливо прошел и уселся в самое крупное кресло у стеклянного столика. Мы продолжали стоять неподалеку от входа.

– Садитесь, раз пришли, – кивнул он на два кресла напротив и, обращаясь к компьютерщику, добавил: – Мишаня, посмотри в баре, у меня для такого повода коньячок есть. – И, повернув голову к нам, добавил: – Выдержка пятьдесят лет! В СССР еще производили.

– Этот, Михал Иваныч? – Мишаня продемонстрировал вполне современную черную бутылку с золотой пробкой.

– А можно и этот. Для таких гостей ничего не жалко. А стаканы возьми красные. Там, справа, мои любимые.

Компьютерных дел мастер, повернувшись к нам спиной, медленно извлек из бара серебряный поднос со стоявшими на нем толстостенными красными бокалами.

– Набор «Кремлевские звезды» называется, – похвастался Борщевиков. – Подарок. Дорогой очень.

Мишаня, услышав о ценности бокалов, понес их сверхосторожно. Затем аккуратно расставил на столе. Перед каждым из нас оказалось произведение искусства из красного хрусталя с серебряным основанием. Я испугался, что Строганов сейчас схватит его и от перевозбуждения подкинет вверх. Но, к счастью, он просто развлекался вращающейся столешницей стеклянного столика, слегка поворачивая ее туда-сюда. «В прошлый раз не наигрался?» – подумал я и незаметно стукнул его ногой. Тогда Арсений вытащил из кармана телефон и уткнулся в него. Борщевиков нахмурился.

Пока Мишаня, вернувшись к бару, возился с пробкой, видимо за пятьдесят лет присохшей к бутылке, у Борщевикова зазвонил телефон, оставленный им на столе у окна.

– Кто там еще, – проворчал он и стал вставать, чтобы ответить на продолжавший трезвонить телефон. Как только он повернулся к нам спиной, Арсений, схватившись за столешницу, резким, но точным движением повернул ее на 180 градусов. При этом бокалы, предназначенные для Борщевикова и Мишани, оказались около нас с Арсением. А наши «кремлевские звезды» переместились к ним.

Раздался характерный «чпок» – это Мишаня вытащил пробку. Телефон вдруг перестал звонить, и Борщевиков вернулся обратно.

Наконец все расселись. Мишаня разлил благородный напиток: вначале Борщевикову, потом мне, а затем Арсению. Когда он дошел до своего бокала, то на несколько секунд задумался:

– Михал Иваныч, может, я воздержусь? Я же крепкие не пью, жалко переводить дорогую вещь… – Он пожал плечами, видимо исчерпав аргументы.

– Нет. – Борщевиков уже взял свой бокал и, тихонько его покачивая, наслаждался ароматом. – Это неуважение, так нельзя. Да и пора тебе уже с пива своего переходить на серьезные напитки. Давай, мы же ждем.

И Мишаня плеснул в свой бокал коньяка…

– Давай, давай! По полной! – скомандовал Борщевиков. – Ну, а за что выпьем? Есть тост?

Я, вначале подозревавший, что коньяк будет настоян на змеином яде, немного расслабился, ведь пить собирались все, так что вероятность отравления была минимальной. Да и аромат исходил от напитка приятный. А если учесть, что все внутри меня дрожало, включая сердце, я подумал, что самое правильное лечение в данной ситуации – это коньяк. Поэтому я бодро приподнял бокал, правда, немного нервным движением.

– Who wants to live forever? – вместо тоста пропел Арсений и в одиночку выпил.

Но боюсь, что кроме меня вряд ли кто-то оценил песню Фредди Меркьюри. Борщевиков нахмурил свои кустистые брови и недобро прищурился – наверное, если бы Арсений разбил его любимый бокал или вылил коньяк в раковину, он бы меньше разозлился, чем из-за такого нарушения традиций.

– Будь здоров сто веков, – спас я положение. – Это перевод.

– Другое дело. – И Борщевик стал с наслаждением пить древний напиток.

Коньяк и вправду был хорош, чего не оценили ни Арсений, в два глотка осушивший бокал, ни Мишаня, который, морщась, медленно выпил все содержимое бокала.

– Ну что, как говорится, поехали? – чуть повернулся Борщевиков к Мишане. – Сколько у нас времени на разговоры?

– Полчаса максимум, – ответил компьютерщик, скривившись так, словно съел лимон, а не выпил коньяк. Он поискал по карманам и явно обрадовался,