Стефаньский поселился в Ровно и в оккупации остался не случайно. Так ему приказало командование. Он должен был дожидаться, когда снова понадобится советской разведке. И дождался…[6]

…15 ноября 1943 года вся боевая группа собралась еще с утра на квартире Мечислава Стефаньского. Шли последние приготовления. Еще и еще раз Кузнецов внимательно проверял каждую мелочь. Он хорошо помнил, как при первом выходе в город тогда еще лейтенант Зиберт привлекал внимание всех встречных военных тем, что был в пилотке, а не в фуражке.

Кажется, сейчас все в порядке. Мундир хоть и не с иголочки, но отутюжен, хорошо подогнан. На плечах серебряные погоны обер-лейтенанта с одним рифленым кубиком. На груди слева, ниже кармана, приколот «Железный крест» первого класса. В петлю пуговицы борта продернута черно-красно-белая ленточка «Железного креста» второго класса. Так положено в германской армии – при получении высшей награды низшая уже не носится, только ленточка. Медаль «За зимний поход на Восток». Справа – отличительный знак, так называемый золотой, за тяжелое ранение. И все, разумеется, – и звания, и награды, и ранения – аккуратно вписано в солдатскую книжку. Так же тщательно проверяется оружие, хотя и предполагается, что дело обойдется без стрельбы.

Покончив с собственным снаряжением, Николай Иванович осмотрел товарищей. Струтинский уже давно привык к форме «стрельо» – немецкой военной автотранспортной организации. Ян Каминский и Мечислав Стефаньский облачаются в одежду офицеров рейхскомиссариата Украины. Она им внове, но Стефаньский – старый служака, свободно чувствующий себя в любой форме, а Каминский из тех молодых красавцев, которым мундир и расшитая фуражка всегда к лицу. У них тоже все в порядке.

– Как машина? – спрашивает Кузнецов Струтинского.

– Отлично выглядит, Николай Васильевич.

Струтинский знает, что скрывается за вопросом Кузнецова. Автомобиль «адлер» из гаража гебитскомиссара Веера. Для операции его пришлось перекрашивать, а это не так просто, как может показаться несведущему человеку. У разведчиков есть по этой части свои мастера – Василий Бурим и Григорий Пономаренко. Машину они перекрашивают таким, ими самими изобретенным способом, что никак нельзя сказать, что новая краска легла на ее бока лишь несколько дней, а не год тому назад. Где нужно царапину нанесут, где нужно – зашершавят. Что же касается номерных знаков – у Струтинского в запасе их всегда несколько, и гражданских учреждений, и военных.

Кузнецов смотрит на часы: двенадцать. Он встает. Пора.

…Длинный серый «адлер», разбрасывая колесами ноябрьскую грязь, вылетает на центральную улицу города Дойчештрассе. Несколько минут езды, поворот направо, и машина уже на уютной, тихой Млынарской улице. Мелькают и остаются позади одноэтажные домики. Как и на Шлоссштрассе, прохожих почти не видно, местные жители обходят стороной и эту улицу, где поселилось много немецких офицеров. Вот и белый одноэтажный дом генерала Ильгена, окруженный палисадником. Перед окнами уныло отмеривает шаги часовой с винтовкой за плечом. Завидев машину с офицерами, он вытягивается.

Кузнецов, не повернув головы, а лишь скосив глаза, вглядывается в угловое окно. Занавеска приспущена до половины. Это сигнал: Лидия дает знать, что операция почему-то откладывается – третий день подряд!

– Прямо, – сквозь зубы бросает Кузнецов Струтинскому, и серый «адлер» мчит дальше.

Возле ресторанчика на углу – остановка. Здесь – так договорено заранее – должна состояться встреча с Лидией. Кузнецов заходит в ресторанчик, заказывает кофе с ликером. Остальные остаются в машине. Лисовская появляется минут через двадцать. Веселая, оживленная, непринужденно целует обер-лейтенанта Зиберта в щеку и присаживается к его столику. В их сторону никто даже не смотрит: немецкий офицер встречается со знакомой барышней из местных. Обычное дело, ничего удивительного.

Вперемежку с пустой болтовней Лидия быстро шепчет:

– Только не волнуйтесь, ничего не случилось. Генерал позвонил, что задерживается в штабе, но обязательно приедет в четыре. У нас с Майей все готово. Ждем.

У Кузнецова словно гора с плеч свалилась. Откладывается – все ж не отменяется, как это было вчера, и позавчера, когда Ильген вообще не приезжал домой обедать. Нервы у ребят, да и у него самого уже на пределе. Ждать, готовиться – и вдруг отменить, а потом снова быть в полной боевой готовности, собранными и выдержанными.

Допив свой кофе, Лидия встает, поправляет прическу и бежит к выходу, бойко постукивая каблучками модных туфель.

Кузнецов расплачивается с официантом и тоже покидает ресторанчик. В машине происходит короткое совещание. Что делать до четырех? Возвращаться к Стефаньским не следует, просто так мотаться по улицам – тем более. Кузнецов неожиданно предлагает: в городе оставаться незачем, считать минуты – лучшее средство взвинтить себя до предела, а нервы еще потребуются, и крепкие. А не поехать ли им за город?

Это было поистине счастливое решение… Быть может, трудно поверить, но это факт: прежде чем совершить свой подвиг, разведчики часа два мирно гуляли по осеннему лесу, словно набираясь в общении с родной природой сил и мужества.

А в шестнадцать ноль-ноль длинный серый «адлер» уже стоял возле дома № 3 по Млынарской улице: занавеска в угловом окне была поднята до самого верха! На сей раз им даже кое в чем повезло: буквально двумя минутами раньше с крыльца соседнего дома спустились генералы Кернер и Омельянович-Павленко, заместители фон Ильгена: встреча с ними могла бы помешать операции.

Выйдя из машины, Кузнецов спросил у вытянувшегося «казака»:

– Генерал приехал?

«Казак» (его фамилия, как выяснилось позднее, была Луковский) виновато пробормотал, что он не понимает по-немецки.

Обер-лейтенант отмахнулся и уверенно поднялся на крыльцо. Следом за ним все остальные. Струтинский, как и было условлено, не выключил мотор, а лишь поставил на малые обороты, чтобы потом, после того как все произойдет, не терять уже ни секунды. В гостиной навстречу Кузнецову поспешил денщик, тоже «казак», но этот уже говорил по-немецки:

– Господин обер-лейтенант, его превосходительства нет дома. Будете ждать или прикажете передать… – и замер, завидев направленный ему прямо в сердце зрачок «вальтера».

– Тихо! Не шуметь! – приказал Кузнецов по-русски. – Я советский партизан, понятно?

Денщик – его фамилия была Мясников – понял если не все, то, во всяком случае, главное, – что такое направленный на тебя в упор взведенный пистолет, и без сил опустился на пол. Его подхватили под руки и мгновенно обыскали. Впрочем, как и следовало ожидать, оружия при нем не оказалось.

Из дальних комнат появились Лидия и Майя. Кивнув им головой, что все, мол, идет нормально, Кузнецов вышел на крыльцо и на ломаном русском языке подозвал часового. Тот что-то нерешительно пробормотал об уставе. Взяв тоном выше, Кузнецов повторил приказание. Луковский поспешил подчиниться. В прихожей, раньше, чем казак понял, что происходит, его обезоружили, втолкнули в гостиную и усадили на пол рядом с Мясниковым.