Человек в кожаном пальто только пожал плечами и спокойно уселся в машину. Ему, гауптману Гранау, личному шоферу рейхскомиссара, визита в гестапо можно было не опасаться. Это была, конечно, редкостная удача: кроме генерала фон Ильгена, захватить еще и коховского шофера!

Трое офицеров, козырнув, поспешили удалиться от места, происшествия. Кузнецов вернулся к «адлеру» и занял переднее место рядом со Струтинским.

И тут возникла новая проблема: машина была уже заполнена до отказа – семь человек! – а еще нужно было приткнуть как-нибудь Яна Каминского. Как известно, безвыходных положений не бывает. Правда, чтобы подтвердить этот постулат, Яну пришлось с большим трудом втиснуться в багажник. Едва он захлопнул над собой крышку тесной железной коробки, «адлер» растворился в сумерках. На полной скорости, петляя по пустым улицам, автомобиль вырвался за городскую черту и через час доставил своих пассажиров в надежное убежище на хутор Валентина Тайхмана, вблизи сел Новый Двор и Чешское Квасилово.

Хозяин хутора был бедным польским крестьянином, которого судьба наделила огромной семьей – девятью детьми. Старшему было лет семнадцать, младший только что начал ползать. До 1939 года семья жила в отчаянной нищете, только что не умирала с голоду, и встала на ноги лишь при Советской власти. Тайхман стал получать пособие по многодетности, что потрясло его до слез… Естественно, что и он, и вся его семья ненавидели оккупантов, и, когда потребовалось, Валентин предоставил свой хутор в распоряжение советских разведчиков.

Почти неразличимый летом со стороны дороги за густой листвой вишен и яблонь, хутор оказался очень удобной явочной квартирой. Сюда, в это укромное место, и доставил Кузнецов Ильгена и Гранау. Он правильно рассудил, что в этот день не стоит и пытаться переправить пленников в отряд, коль время из-за опоздания генерала к обеду было потеряно, а само похищение не прошло незамеченным. Действительно, новый караул, не обнаружив на мосте часового Луковского, поднял тревогу. Кто-то из солдат к тому же нашел возле палисадника утерянную во время борьбы фуражку фон Ильгена. Немедленно были поставлены на ноги и гестапо, и СД, и жандармерия, и контрразведка абвера.

Все дороги из города были перекрыты тройным, практически непроницаемым, кольцом. Начались поиски, которые продолжались много недель. Позднее советская разведка захватила следующее сообщение, в свое время переданное гитлеровцами по радио:

«Следует учесть, что похищенный 15/XI 1943 года партизанами в Ровно командующий Восточными войсками генерал-майор Ильген увезен дальше на какой-то повозке – возможно, на какой-то автомашине.

Во всем армейском округе тотчас должен быть установлен контроль за автомашинами. Местным комендантам следует указать, что они должны проводить этот контроль в своих районах при помощи местной стражи.

Оперотделение 1А».

Ночью Николай Кузнецов допрашивал генерала и шофера Коха. Как и можно было ожидать, сведения, полученные от них, представляли огромную ценность для командования. Так как вывезти Ильгена и Гранау в отряд оказалось невозможно, оба гитлеровца тут же, на хуторе, нашли в конце концов свою могилу…

Лисовская и Микота по подозрению в соучастии с похитителями были арестованы военной контрразведкой. Но девушки предвидели это и соответственно подготовились.

Через несколько дней Лидия была освобождена по распоряжению своих шефов из гестапо. Майя также сумела доказать свое алиби.[7]

Между тем в Ровно была завершена подготовка к очередному, запланированному командованием отряда удару по оккупантам. Осуществить его поручили разведчику Михаилу Шевчуку, в помощь которому были приданы подпольщики Василий Борисов, Павел Серов и Петр Будник. Для выполнения задачи Шевчука снабдили мощной миной с часовым механизмом, упакованной в невзрачный фибровый чемодан. Этой четверке предстояло произвести взрыв на ровенском железнодорожном вокзале.

Проникнуть туда оказалось нелегко. Город захлестнула паника. После освобождения Красной Армией Киева и появления слухов, что советские танки заняли Новоград-Волынский, семьи офицеров и чиновников, уже не помышляли ни о чем, кроме эвакуации. Все спешили на Запад. Поезда были забиты, помещения вокзала заполняли пассажиры, ожидающие своей очереди уехать. Чтобы удержать лавину беженцев и навести порядок, вокзал окружили плотной стеной жандармов. Прорваться через нее Шевчуку не удалось.

Михаил Макарович был разведчиком опытным и лезть на рожон не любил. Он решил не маячить вблизи вокзала на глазах жандармов, а на боковых привокзальных улицах искать «попутчика» – немца посолиднее.

Такой попутчик, как он и надеялся, нашелся – немолодой подполковник, с трудом волочивший два тяжеленных чемодана. У Шевчука была специально выделенная для операции пролетка. Он нагнал подполковника, приостановил лошадь и предложил подвезти его до вокзала. Обрадованный немец не знал, как ему и благодарить словно с неба свалившегося спасителя – извозчика. Дальше все было просто. Шевчук лихо подкатил к главному подъезду вокзала, Серов и Будник подхватили все три чемодана (третий – свой, тот самый) и вместе с гитлеровцем направились к двери. Жандармский унтер было их остановил, но подполковник поспешил заявить, что «эти люди с ним».

Следом за подполковником разведчики проникли в зал ожидания первого класса, предназначенный только для старших офицеров и сопровождающих их лиц. Но и этот привилегированный зал был набит до отказа. С большим трудом разведчики отыскали для «своего» немца свободное место на деревянной скамье, поставили рядом два кожаных офицерских чемодана, перехваченных толстыми ремнями, третий чемодан затолкали под скамью. Никто не обратил на них ни малейшего внимания.

Пожелав подполковнику счастливого пути, Серов и Будник спокойно покинули вокзал – выпускали отсюда всех беспрепятственно.

Мощная мина сработала в установленное время – в два часа тридцать минут ночи. Потолок зала первого класса обрушился целиком, похоронив под обломками свыше двадцати офицеров, причем старших – от майора и выше, еще около ста тридцати были ранены. Поднялась паника. Слились в невыразимую какофонию крики, стоны раненых, пистолетные выстрелы…

Заслышав взрыв и стрельбу, солдаты из подходившего к Ровно воинского эшелона решили, что вокзал захвачен советскими парашютистами. Они высыпали из вагонов, залегли вдоль путей и открыли интенсивный ружейный и пулеметный огонь по пылающему зданию. Та же самая мысль – о высадке советских парашютистов – пришла в голову и охране вокзала, но она, естественно, приняла за десантников солдат из эшелона. Завязалась перестрелка, а скорее даже настоящий бон; он тоже обошелся немцам недешево, пока с рассветом обе стороны не поняли, что воюют со своими.

Взрыв вокзала был вторым ударом, а предстоял еще один, снова с участием Николая Кузнецова, в эту ночь, с 15 на 16 ноября, так и не сомкнувшим ни на минуту глаз. Утром 16-го он должен был снова вернуться в Ровно, чтобы ликвидировать главного немецкого судью Украины генерала Альфреда Функа.