Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Братья рывками поднялись на ноги, изумленно глядя на осколки лезвий.
— Что это было? — спросил Тигран изменившимся голосом.
Они с Геворгом подняли Борланда, который, пытаясь вымученно улыбнуться, прятал от них окровавленные руки.
— Не трогайте меня, — попросил он. — Это опасно…
Ровер шагнул к нему, на ходу вытаскивая аптечку.
Все трое помогли перевязать Борланду ладони, которые он безуспешно пытался спрятать.
— Не касайтесь моей крови, — говорил он. — Не касайтесь…
— Что с тобой? — спросил Геворг. В его голосе появились неслыханные ранее нотки умиротворения, как у человека, снявшего с себя тяжелое бремя.
— Аномалия во мне, — ответил Борланд, наблюдая, как братья заканчивают перевязку и Ровер собственным ножом перерезает волокна бинтов. — Все, что соприкоснулось с моей кровью, лопается. Извините за ножи…
— Спасибо тебе, сталкер, — сказал Тигран. — Спасибо.
— А, ладно… — попытался отмахнуться Борланд, и его рука заныла сильнее.
Он посмотрел на Ровера.
— Проблема решена? — спросил он. Тот энергично кивнул, заверил:
— Более чем! — и заботливо добавил: — Погоди, сейчас заморозку вколю…
— Не надо, — покачал головой Борланд. — Не хочу терять чувствительность, я лучше потерплю. Мне пальцы еще пригодятся.
— Тебе больно? — спросил Тигран, пряча глаза ото всех. Борланд положил забинтованные руки на плечи братьям.
— Не о моей боли сейчас беспокойтесь, — ответил он. — Знаете, когда будет по-настоящему больно? Когда ваша сестра придет в Зону, чтобы вернуть вас обоих домой. Вот тогда вы поймете, что такое боль. Я пошел.
Борланд побрел к выходу, и Ровер, быстро опередив его, вытащил монтировку, блокировавшую дверь. Тигран кашлянул.
— Я выведу вас, — сказал он. — Вам всем лучше покинуть Бар.
— Хорошо, — согласился Геворг, не глядя на брата. Уже на улице он произнес: — А Тройник все-таки погиб.
Воцарилось тяжелое молчание.
Шедший первым Ровер неожиданно повернулся.
— А знаете, что я вам всем скажу, — сказал он. — Тройник не собирал на квартиру.
— Что? — не понял Борланд.
— То. Он дважды за изнасилование под суд попадал.
— Что ты сказал?! — остолбенел Геворг.
— Это я тебе как один из командиров клана говорю. Как-то мы пили вместе с Тройником. Он и раскололся по доброте душевной. Думаю, те два подвига с его стороны были не единственными. Потому он и сбежал в Зону. Я, когда узнал, сам хотел его пристрелить на месте. Но правила клана запрещают. Так что я доволен, что его прирезали. Тигран, выражаю тебе признательность.
Тигран остановился.
— Зачем же ты велел Геворгу драться со мной на Арене? — спросил он.
Ровер вздохнул и печально посмотрел на него.
— Да разве это я велел? — сказал он. — Геворг мне все рассказал, и я понял, что у него в душе своя боль. Не связанная с Тройником. Ему нужно было встретиться с тобой, и встретиться так, чтобы и он, и ты оказались на вершине искренности. А мужчина наиболее искренен бывает только в бою. Что до Тройника, этот урод свое получил. И я рад, что вы с Геворгом все поняли. Хоть и без слов. Хоть и стоило это нашему другу куска здоровья.
Борланд поднял на него глаза.
— Правила клана, — сказал он. — Эти гребаные правила, которые надевают на подонков и на честных людей одни и те же оковы.
— Нет, — возразил Ровер. — Правила клана позволяют каждому понять, в чем его доля, и оберегают до тех пор, пока не придет время получить заслуженное. Тройник однажды спас мне жизнь, а во время одного дежурства вовремя поднял на ноги отряд ребят, иначе их всех бы вырезали. Но на нем, как видишь, тоже висел грех, еще с Большой Земли. Вот Зона его и наказала руками "долговца". Иначе я сам вызвал бы его на Арену. У каждого из нас есть своя участь. Зона — это мы.
Тигран мотнул головой.
— Я не могу вернуться, — пробормотал он. — Не сейчас. У меня долг, у меня… Мы все повязаны, да и оставить центр связи без присмотра я не могу…
— Все понимаю, — сказал Ровер. — Обещаю тебе, что отпущу Геворга, когда ты будешь готов уйти.
Тигран только сейчас, впервые с момента боя, посмотрел в глаза брату и тяжко вздохнул. Затем он обратился к Борланду:
— Я прошу прощения у тебя, — сказал он. — За все.
Борланд кивнул.
— У нас есть легенда, — продолжал Тигран. — О сталкере, известном как Сто Первый Рентген. Звали его так потому, что он был больше, чем сталкер. Зона позволяла ему помогать всем кланам одновременно, не вступая в их ряды, и воевать со всеми, не становясь всеобщим врагом. Спорить с торговцами, снимать проводников и бить Бармена. Он мог выступить против любого порядка, любого закона, любой власти. И выступить так, что правда всегда оказывалась за ним. Два года назад он бесследно исчез.
— Это я, — подтвердил Борланд.
— Тогда у меня есть кое-что для тебя. Жди.
Тигран быстро зашел в штаб клана и через минуту вернулся,
— Это тебе, — сказал он. — Взамен утраченного ножа.
И черноглазый "долговец" подал Борланду какой-то продолговатый предмет, спрятанный в чехле.
Все смотрели, как Борланд раскрыл чехол и извлек из него изогнутый клинок. Сердце сталкера подпрыгнуло, и его перебинтованные руки задрожали. Он просто не смог сдержать волнения, разглядывая знакомые очертания лезвия.
— Нож Сенатора, — прошептал он, — которым я убил Саида… Откуда он у тебя?
— Собственность клана, — ответил Тигран. — Два года назад мы нашли его за диваном в комнате в лагере мародеров, что в Темной Долине. Ну, не я лично нашел, нас с Геворгом здесь еще не было… Ястреб говорил, что нож останется у нас, пока не появится его настоящий владелец.
— Настоящий владелец погиб у Монолита, — ответил Борланд, не в силах оторвать взгляда от ножа. — Я последний, кто пролил кровь врага этим клинком.
— Тогда он твой. Так решил клан.
Борланд провел пальцем по лезвию и почувствовал, как боль в проколотой руке уходит. Сила Сенатора была в ноже.
— Удачи вам, сталкеры, — сказал Тигран Борланду и Роверу.
— Удачи, брат, — сказал Геворг, крепко пожимая брату руку.
— Ох уж эти кровные узы, — сказал Ровер, отводя Борланда к северному блокпосту. — Порой я жалею, что был единственным ребенком в семье.
На посту все так же стояли Лагута и Венгер. Ровер поднял большой палец вверх, и озабоченные лица "свободовцев" расслабились.
— Эх, жизнь моя, жестянка! — воскликнул Ровер и вытащил свой нож. — Я не позволю, чтобы "Свобода" оказалась хуже "Долга". Возьми и этот клинок тоже. Взамен второго утраченного. Тот, честно говоря, был не из лучших.