– Только бы, – тихо повторил Ворошилов.

Находившиеся по ту сторону стекла молчали. Время загустело, словно вязкая патока. Ждавшая вместе со всеми Лера посмотрела на потолок. Что должно было сейчас произойти? Она никогда не знала, какой эффект может быть от удара ракеты. Слышала только по рассказам да видела несколько воронок, сфотографированных добытчиками еще давно, в самые первые дни после войны. Но те воронки были огромны, настоящие котлованы – неужели сейчас произойдет то же самое? А если они погибнут? Девушка посмотрела на стоявших рядом напряженных мужчин. Их внешнее спокойствие немного подбодрило Леру. Нет, они знали, что делают.

Наконец, когда Лере начало казаться, что ожиданию не будет конца, откуда-то сверху пришел новый звук. Прорвавшись сквозь толщу земли, он заполонил собой царившее в тамбуре пространство и отозвался вибрацией в стенах.

Глухой рокот взрыва услышали все. Тягучий, вибрирующий, пробиравший до самых костей. Хоть и находясь в относительной безопасности, Лера вздрогнула. Словно впервые лицом к лицу встретилась с тем чудовищным, словно заново пробудившимся Молохом ядерного кошмара.

Наконец все стихло.

– Что там теперь? – она посмотрела на Тараса.

– Воронка. Пожар.

– Ну, надеюсь, вы поняли, что мы не шутим? – поинтересовался Яков. – Следующий удар будет более мощным.

Конечно, они прекрасно осознавали, что никакого второго выстрела уже не будет. Драгоценные заряды, чудом уцелевшие в Последней войне, стоило беречь как зеницу ока, а не бездумно тратить, пропахивая чужие окрестности. Сейчас они действительно начинали блефовать. Но Тарас с удовлетворением заметил, что среди находившихся по ту сторону стекла людей возникла заминка. Отключив громкоговорители, боевики о чем-то совещались.

– Куда вы стреляли? – наконец сдавленно спросил Клещ.

– В ближайшую станцию метро «Каструп», – отчеканил старпом. – По нашим сведениям, она заброшена. Следующий удар будет прицельным, ядерным, и накроет все ваши логовища.

– Но тогда вы сами погибнете, – заметил главарь боевиков.

– Отнюдь, – усмехнулся старпом. – Ничто не мешает нам беспрепятственно выйти наружу, добраться до лодки и уже только потом стрелять. Не так ли?

– Здесь женщины и дети.

– Повторяю, стрелять мы будем не по бункеру, а по поганым норам, откуда вы пришли. У нас есть карты, и наших ресурсов хватит, чтобы устроить вам новый атомный холокост, чтобы ни одна гадина еще двадцать лет носу наверх не сунула, ясно? А теперь откройте тамбур с моими людьми, пошлите лифт наверх и сдайте оружие.

По его знаку Лера, Яков и корейцы подняли свои винтовки.

– Блеф… чертов блеф, – одними губами пробормотал Клещ, испещренное шрамами лицо которого стало белее снега.

– Ну же! – скомандовал Тарас и угрожающе повернулся к корейцу с рацией.

Напряжение достигло своего апогея. Лере было тяжело дышать. Если бы не перчатки, оружие давно бы выскользнуло из ее вспотевших ладоней.

– Делайте, что он говорит, – с плохо скрываемой злобой, наконец, приказал Клещ.

– И еще я хочу говорить с настоящим начальником этого бункера, – потребовал Тарас. – Немедленно.

Двери открылись, и Лера бросилась к Мигелю. С другой стороны шлюза уже спешили Батон, повара и Пушкарев. Охотник и остальные сразу бросились в комнату управления, чтобы обезоружить поднявшего руки Клеща и его подельников.

– Женя, ты чего?.. – выдохнула похолодевшая Лера, чуть не вступив в натекшую из-под метеоролога бурую лужу. У того была прострелена левая рука, и вся химза выше бронежилета, между ним и шеей пропиталась кровью.

– Успели зацепить его, пока дверь не закрылась, – с горечью объяснил Мигель.

– Вот, значит, это как. Странное чувство. А ты, Лера, ты чего здесь, не смотри… – давясь подступавшей кровью, прошептал Савельев.

Девушка почувствовала, как у нее предательски защипало глаза.

– Держись, старик, мы тебя вытащим, – над ним склонился Мигель.

– Я… я… – голос раненого слабел, подбородок расчертила алая ниточка.

– Что? Что такое? – Мигель придвинулся ближе.

– Сиренью пахнет, – тихо сказал Савельев и закрыл глаза.

Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки.

Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит…

Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь…

Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться,

и нет ничего нового под солнцем…

Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется

памяти у тех, которые будут после.

КНИГА ЕККЛЕЗИАСТА. ГЛАВА 1, СТИХ 4—11

– Полетит. Полетит, моя хорошая, – трепещущий огонек со щелчком взвился над зажигалкой двенадцатого калибра и запалил тоненький фитиль свечки, неуклюже слепленной из свиного сала. – Птицей-птиченькой за море полетит молитвушка.

Сидевший на лежанке Птах, по-турецки скрестивший ноги, поводил огоньком по дну свечки, оплавляя мутную массу, и прилепил ее на угол тумбочки возле топчана, по которой тут и там застывшими слезами струился жир. Это была уже десятая.

Небольшая каморка, отведенная юродивому, таинственно освещалась множеством огоньков. В неровном свете мерцали лики нескольких святых, грустными глазами с давно растрескавшихся икон смотревших на одинокого человека.

– И взойду я в чертоги златоубранные, и не убоюся зла, – бормотал Птах, оглядывая свои владения. – С ветром попутным из краев далеких вернутся странники в отчий дом.

Открыв скрипнувшую дверцу, порылся в тумбочке, но, в очередной раз нашарив пустоту, опять вспомнил, что отдал Библию несколько месяцев назад. А она бы ему сейчас пригодилась. Да-а… Птах скучал без своих любимых историй про Бога и его друзей. Они всегда успокаивали его.

Остальные же только смеялись над ним. Ну и пусть. Зато никогда не били, так, потешались только. Птах был в Убежище своим.

Есть не хотелось. Хотя на ужин, на который сигналили три часа назад, он не ходил. В последние дни его не покидало какое-то странное ощущение, предчувствие, что ли.

Развалившись на лежанке и закинув руки за голову, старик вспоминал. Раньше он постоянно выходил на поверхность, был членом касты, которая гордо именовалась добытчиками. В тот день к Калининграду ушла группа из восьми человек. Важная миссия – сбор разведданных о поверхности и общем фоне, а также поиск возможных выживших в окрестностях. Так и не добрались.