теперь не сорваться — не отпустит меня Горан, не спишет долги. Что жулики, что охотники на воров — одна порода. Дашь палец, руку по локоть отхватят и ещё добавки попросят. Чистые упыри — пока досуха не высосут, не успокоятся.

Да и плевать! Выкручусь как-нибудь!

Другое дело, что если встречусь с Гораном в девять вечера, то вернусь на Заречную сторону уже затемно. А у нас бесноватого так и не поймали. И пусть на людей он больше не бросался, но позапрошлой ночью вломился в сарай и передушил два десятка курей. А ну как повстречаемся на тёмных улочках?

Пока топал до Чёрного моста, хорошенько всё обдумал и решил идти от фабричной запруды в Гнилой дом напрямик через болото. Есть там тропки, можно пробраться, а особо топкие места вешками отмечены. Не увязну.

Но лучше б не о планах на вечер думал, а по сторонам смотрел. На подходе к набережной привязалась грузная тётка в чёрном платье и с таким же платком на голове. Сам не заметил, как гадалка ухватила за руку и принялась водить пальцем по ладони. Ещё и товарка её с другого бока подпёрла. Денег у меня с собой не было, но дело оказалось вовсе не в них.

— Сглазили тебя, милок! — начала причитать гадалка. — Ой сглазили, красавчик! Сильная порча на тебе лежит, на тайну завязана! Чувствовал ведь, что всё в последние дни из рук валится? Расскажи, облегчи душу, сразу беды и горести отпустят!

Повеяло противной и вонючей стылостью, только не болотной с запахом тины, а какой-то совсем уж омерзительно чуждой, внутри у меня будто что-то надломилось. Сначала продавилось, а потом лопнуло. Накатила и ударила в темечко волна невыносимого жара, я очень-очень медленно повернул голову, но и так явственно хрустнули позвонки. Уставился в глаза гадалке, растянул губы в улыбке.

— Ты в материнской утробе проклятого сглазом пугать взялась, старая?

Слова вырвались с неприятным присвистом, и тётка отпрянула так резко, что едва не оступилась. Она что-то коротко бросила на своём наречии товарке и попятилась-попятилась-попятилась, не спуская с меня настороженно-опасливого взгляда. Подбежал молодой фургонщик, но гадалка потянула его прочь.

Я бросил лыбиться, откашлялся, сплюнул под ноги мокроту и едва успел убраться с пути катившего по дороге экипажа.

Вот же ведьма! Задурила голову! Чтоб кошёлке драной пусто было!

Пока до базара шагал, всего так и потряхивало. Там тоже не обошлось без неожиданностей: только мы с Хватом начали подбивать босяков на игру в орлянку, как прибежал Кудрявый. В шайку Бажена он влился года четыре назад, а до того обитал в Гнилом доме, поэтому знал меня как облупленного.

— Серый, выручай! — зачастил жулик, оттянув в сторонку. — У Фиги живот прихватило, пораскидывай пока за него «три листка»! У нас козырное место выкуплено! Мне Бажен голову оторвёт, если сборы плохие будут!

Я упираться не стал, но всё же резонно заметил:

— Да у меня свои дела!

— Грош с пятиалтынного твой! — пообещал Кудрявый и сразу предупредил: — Проигрыш — весь на тебе!

Условия были так себе, да и с картами я обращался далеко не так ловко, как с монетами, но деваться было некуда — уселся за низенький столик, взял три замусоленных и чуть согнутых посередине картонных прямоугольника, вздохнул.

Ну, погнали!

Место у ворот и в самом деле оказалось отменным, народ мимо столика валил валом, мне ещё и глотку драть не приходилось, людей втягивали в игру зазывалы. Поначалу дело не клеилось, проигрыш шёл за проигрышем, и к столику помимо обычных ротозеев повалило базарное жульё. Решили проверить новичка и срубить лёгких денег, ну и напрасно. К тому времени, когда вернулся Фига, мой чистый выигрыш составил без малого три целковых. И всё это — ловкость рук, никакого мошенничества.

Обещанную долю Кудрявый не зажилил, но из двух гривенников отдал только один.

— Я ж тебе работёнку подогнал! — с широченной улыбкой пояснил он, и я лезть в бутылку не стал. Махнул рукой и потопал прочь.

Так себе работёнка. Уж проще на свой страх и риск в орлянку резаться.

Грамотой заниматься не пошёл, с Рыжулей и той лишь парой слов перемолвился, прежде чем отправиться на болото. А как поупражнялся в тайных искусствах и вернулся, так сразу и завалился в гамак. Продрых до самого вечера.

Разбудил Лука. Поднялся на чердак, заглянул в мою каморку, растолкал.

— Серый, ну мы же договаривались! Нам со дня на день на дело идти, а ты бока отлёживаешь!

Я зевнул, проморгался и спросил:

— Днём на дело пойдёте?

— Да вряд ли.

— Ну вот! — Я выбрался из гамака и потянулся. — Сегодня наведаюсь в Яму вечером, посмотрю, что там и как после захода солнца. Вернусь поздно — предупреди наших, кто караулить будет, чтоб запустили.

Лука озадаченно поскрёб затылок.

— Уверен? Одержимого так и не поймали — если кого ночью на улице прихватят, могут и забить, не разобравшись.

— Через болото пройду, от фабричной запруды.

— Вот ты рисковый!

Рисковый, ха! Я бы с превеликой охотой никуда не ходил, да только мне выбора не оставили. Придётся рисковать.

С Гораном Осьмым встретились у моста. Я пришёл туда заранее, успел оглядеться. Фабричной плотиной перегородили приток Чёрной, впадавший в неё с той стороны — через реку к запруде и заводским корпусам тянулся мост. А вот Яма располагалась на этом берегу, в глубине городской застройки. Когда-то там тоже протекала речушка, но её загнали под землю, превратив во что-то вроде сточной канавы.

Охотник на воров придирчиво меня оглядел и достал из кармана синий шейный платок, вроде тех, что были в моде у студиозусов, только сильно обтрёпанный по краям.

— Держи.

Я понятия не имел, как повязываются такие штуки, пришлось Горану помогать с узлом.

— На Широкой улице найди «Ржавый якорь», посмотри там нашего Яна-морячка. Не попадётся на глаза, тогда поспрашивай — только аккуратненько. Будут интересоваться, зачем он тебе, темни. Прижмут к стенке — наплети, что старшие послали, а подробностей не знаешь, все вопросы к ним. Ну да выкрутишься как-нибудь!

Эти вот «припрут к стенке» и «выкрутишься как-нибудь» не понравились мне чрезвычайно, но спросил я о другом:

— А если он там, тогда что?

— Тогда беги за мной.

Я кивнул и выразительно потёр подушечкой большого пальца о средний и указательный.

— Монет отсыпьте.

— Не гулять идёшь! — отрезал Горан.