— Вы никогда не видели меня, не знаете моего имени, у вас нет ни телефона, ни адреса.

— Конечно, конечно! Я всё сотру и выброшу. — Полный лысый мужчина вытер пот со лба большим носовым платком в синюю клетку.

— Вы хотели еще что-то спросить?

— Да-да. Это ведь правда, что в организме совсем не остается следов?

— Да, никаких.

— Надо же… Вы и правда гениальный мастер… Это такая удача!

— Погодите радоваться. Я еще не сказал да. Я должен точно знать, насколько серьезная вам грозит опасность. Что именно с вами произошло? Рассказывайте. И я очень советую вам быть убедительным.

— Я всё расскажу, я скажу вам всю правду, я не собираюсь вас обманывать!

— У вас это и не получится, — отозвался Аптекарь из своего кресла. В камине трещал огонь, и блики теплого пламени скользили по лицам. — Вы уже отпили моего чая. После него никто не врет.

— Вы подлили мне сыворотки правды?

— Сыворотка правды — довольно кустарная и грубая формула. От нее бросает в пот и темнеет в глазах, в общем, масса неприятных ощущений. Мои капли никто не чувствует. А действуют они намного надежнее.

— Как интересно, — оживился директор музея изящных искусств, который сидел на краешке кресла, нервно сжимая в потной ладони маленький прямоугольник с напечатанным словом «Аптекарь». — А нельзя ли приобрести у вас и эти капли? Иногда они могут быть крайне полезными. Я бы раздавал их перед собранием всем сотрудникам.

— Мне кажется, мы отошли от темы. — Аптекарь никак не отреагировал на шутку или не понял, что Лунц пытался шутить. — Вы здесь ради другого. Кстати, вас предупредили о цене?

Видимо, эти капли всё-таки действовали. Господин Лунц вдруг почувствовал чудовищную усталость, и ему как никогда и никому раньше захотелось рассказать этому странному человеку обо всём, что с ним случилось, и о том, что он готов был заплатить любые деньги, отдать всё, лишь бы этот кошмар закончился и всё стало как раньше. И он рассказал. Всё или почти всё. Кто их разберет, эти капли…

— То есть вы готовы были отдать этому человеку подлинник? Главную картину вашего музея?

— Да, — ответил Лунц. — Но вы не представляете, до чего он меня довел… Я не помню самого себя, я живу в каком-то кошмаре, не могу расслабиться ни на секунду. Это просто исчадие ада. И, должен признать, в шантаже ему нет равных. Ума не приложу, где он берет все эти сведения, но он знает обо мне такое…

— Похоже, вы и сами отнюдь не посланник небес, если на вас можно было собрать столько сведений и притом таких опасных. Но мы опять не об этом. Вы готовы были отдать этому человеку картину, заменив ее копией, я правильно понял?

— Да, — с готовностью кивнул директор музея. — Честно сказать, в глубине души я надеялся, что отдам ему копию, но потом понял, что с ним бесполезны любые игры. Он всё равно добьет меня. Мы дошли до последней и черты, и я понял, что выбора у меня нет — либо он меня, либо я его.

— Понятно… А не удовлетворите ли вы мое любопытство? Скажите, кто именно делал для вас эту копию?

— Одна молодая особа, — охотно начал рассказывать господин Лунц. — Молодая, но невероятно талантливая. Когда мне ее рекомендовали, то говорили, что равных ей нет, что она лучше всех. Я не поверил. Но когда я лично увидел, что она может и как работает, то понял, что ее недооценивали. Она не просто лучше всех, она гениальна. Это просто невероятно!

Господин Лунц поднял глаза на Аптекаря и увидел, что тот улыбается.

— А как ее имя, вы не подскажете?

— Ее фамилия Луговская, — сказал директор музея. — А замужем она за…

— Это мне не интересно, — перебил его Аптекарь. — Так, значит, у вас теперь есть и оригинал и копия. А отдавать их никому не потребуется.

— Я надеюсь. — Лунц снова вытер пот на лысине.

— Знаете, что, — сказал Аптекарь. — Я не стану брать с вас денег.

— Вот как?

— Да. Вы отдадите мне за него картину.

— Картину? Подлинник? — замаячившее на горизонте призрачное счастье господина Лунца снова улетучилось.

— Именно так. За мою работу — за необходимое вам средство — вы отдадите мне подлинник… — Аптекарь выдержал паузу. — …На пару недель.

Директор музея выдохнул.

— На пару недель, не более, — повторил Аптекарь. — Пусть повисит у меня немного, я хочу просто развлечь и потешить себя этим фактом. А потом я верну вам его в целости и сохранности, вы можете даже не сомневаться. Потому что на самом деле для меня намного важнее эта копия, которую для вас только что сделали. Вы отдадите мне ее.

— Простите… — Лунц даже закашлялся. — Я хочу уточнить, правильно ли вас понял. То есть в качестве оплаты вы просите у меня копию этой картины. Именно копию?

— Вы абсолютно правильно меня поняли.

— Хорошо! Конечно же! Меня это более чем устроит. Если вы так хотите. Будем считать, что мы договорились. Оригинал — на пару недель, а потом копия — в вашу полную и безраздельную собственность.

Директор музея кинулся к Аптекарю с намерением пожать ему руку, но тот не протянул руки ему в ответ, и господин Лунц вернулся на свое место.

— Средство будет готово через четыре дня, — сказал Аптекарь. — Я дам вам знать, в какое время мне будет удобнее встретиться с вами. И постарайтесь сделать так, чтобы о вашем визите сюда никто никогда не узнал.

Директор музея изящных искусств господин Лунц потом очень часто прокручивал в памяти подробности этой встречи. А спустя четыре дня после нее он получил от Аптекаря те самые одинаковые пузырьки. В одном из них было средство от потливости и одышки, а во втором скрывалась чудовищная сила. И свобода господина Лунца. Пузырьки были совершенно одинаковыми. Лунц усмехнулся, вспомнив, как Аптекарь предложил ему сыграть в «русскую рулетку», тем самым вложив в руки судьбе маленькие прямоугольники с напечатанными на них словами «Палач» и «Жертва». Но господин Лунц не стал этого делать. Он не любил игр. Аптекарь заметил верно — директор музея изящных искусств привык быть хозяином положения.

«Что ты делаешь, райская птица? Не боишься попасть в свою же ловушку? Берегись! Скоро узнаешь, кто сильней».

Я проснулась от писка телефона, когда пришло сообщение. Точнее, проснулась от того, что испугалась уже во сне, потому что теперь малейший неожиданный звук или движение вызывали у меня приступ настоящей паники. Оказалось, что я уснула на диване в гостиной. На столике стояли бокалы, в одном из них были остатки белого вина, и сейчас в нем ярко отражался солнечный луч. День еще не успел начаться, а мне уже было страшно. Даже в собственном доме я больше не чувствовала себя в безопасности.

В комнату зашел Марк, он был только что из душа, в брюках, расстегнутой рубашке и с мокрыми волосами.