Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хуже было потом, когда стало ясно, что Рита любит смотреть различные идиотские сериалы, в том числе и мексиканские, и программу «Отверстие» с Хахиевым, от которой дядю Абрама выворачивало всего наизнанку.
Почти сразу между ними разгорелся спор. Рита хотела смотреть свои «Отверстия», дядя Абрам желал послушать новости и поглядеть какой-нибудь старый фильм о любви.
В конце концов Рита сломила сопротивление своим истошным криком.
«Да, она совсем спятила, – подумал с огорчением дядя Абрам, – надо же так орать!», – дяде Абраму на мгновение показалось, что над ним пролетел реактивный самолет.
Впрочем, желание как-нибудь отвлечься от дурных мыслей подтолкнуло его тоже смотреть эти пошлые «Отверстия».
На экране Хахиев рассуждал о полезности орального секса. Сзади него какая-то толстая дама уже отсасывала член юному студенту, по-видимому, решив показать свой опыт на публике.
– Сколько же им за это платят?! – задумался вслух дядя Абрам.
– Им не платят, они сами хотят выступать, – негромко заспорила Рита, но дядя Абрам даже спорить не стал с ней.
И так было ясно, что этот идиотизм на экране никогда не кончится, а Рита, по своему влюбленная в этот идиотизм, будет его сутками разглядывать по телевизору.
Как дядя Абрам и предполагал, Рита не захотела ложиться спать и смотрела телевизор как ненормальная.
Лишь под утро она пришла к нему в постель и заснула как убитая. Дядя Абрам тихо встал и на цыпочках зашел в комнату, где стоял телевизор.
У него было огромное искушение посмотреть на то, что творится на ночных каналах, но он переборов его, взял нож и осторожно разломал им все антенное гнездо, а потом обратно засунул антенну в телевизор.
«Пусть теперь смотрит своего Хахиева», – со злорадством подумал он, укладываясь обратно в постель.
Следующее утро ознаменовалось безумным завыванием Риты.
Она выла, глядя на пустой шипящий экран телевизора. Дядя Абрам тут же изобразил на своем лице изрядную долю сочувствия.
– Не плачь, Риточка, может он еще нам подарит телевизор!
– Да, ни х*я он нам не подарит, я забыла вчера для него раздеться! – заревела Рита.
«Как же все-таки ужасно находиться в закрытом пространстве», – подумал дядя Абрам.
В своей Рите он видел убогую дикарку, явно вырождающуюся и забывающую про все на свете.
Продюсер молчал.
По всей видимости, он не всегда находился рядом и наблюдал за ними, как у живого – реального человека, у него были свои дела, возможно, даже своя семья, в то время как они были только пленниками его больного разума.
– Ты хочешь освободиться?! – спросил дядя Абрам.
– Да, хочу, – сразу же перестала реветь Рита, – а как?!
– Я и сам думаю, как?! – вздохнул дядя Абрам.
– А я-то думала, ты уже придумал, – разочарованно зевнула она.
«А она не такая уж и дикарка», – подумал дядя Абрам.
– Слушай, давай разобьем телевизор, – неожиданно предложил он.
– А для чего?! – удивилась Рита.
– Ну, он подумает, что мы его из вредности разбили, хотя он просто сломался.
– Что-то я никак не вклинюсь, – наморщила лоб Рита.
– Ну, ладно, я его разобью! – и дядя Абрам сбегал на кухню и взяв пустую бутылку из-под сока, разбил ею экран телевизора и снова вернулся к Рите, которая легла спать.
– Рита, давай сделаем холм, – предложил дядя Абрам.
– Какой холм, почему холм?! – привстала с постели удивленная Рита. – Ты что, офигел?!
– Потому что холм является олицетворением достигнутой человеком цели, – радостно объяснил дядя Абрам.
– Ну, давай делать холм, – согласилась Рита, хотя про себя решила, что дядя Абрам уже свихнулся из-за долгого нахождения взаперти.
– А из чего мы его будем делать?! – спросила Рита.
– Неважно из чего, – махнул рукой дядя Абрам, – холм можно делать из чего угодно, я бы за неимением ничегоболее подходящего, предложил его сделать из мебели, из кроватей, диванов и стульев, а потом можно будет покрыть его простынями, а чтобы он был более похож на реальный, мы простыни выкрасим зеленкой. Ее в аптечке на кухне полно! – казалось, что дядя Абрам спятил.
– А ты не можешь свой холмик поделать сам?! – спросила она. – А то ведь я не паханша, чтобы все знать!
– Ну, конечно сам, – засмеялся дядя Абрам и кинулся затаскивать всю мебель в большую комнату, где стоял диван и разбитый телевизор.
– Я надеюсь, что хоть одну кровать ты ломать не будешь?! – спросила его с опаской Рита.
– Как скажешь, кисонька, – развеселился дядя Абрам.
– Ну, точно, е*нулся, – Рита ушла в ванную и там заперлась.
Между тем, дядя Абрам сложил между собой диван, несколько кроватей и стульев, накрыв их простынями, которые успел быстро обмазать зеленкой.
Когда зеленка высохла на простынях, он позвал Риту.
– Пойдем на холмик приляжем, – позвал он ее.
– Никуда я не пойду, – отозвалась из закрытой ванной Рита.
– Ну, я же для нас с тобой его делал! – с отчаянием взмолился дядя Абрам и стал за ручку расшатывать закрытую на замок дверь ванной.
– Да, сейчас уже выхожу, – испуганно отозвалась Рита.
– Я сейчас сломаю дверь! – застучал через минуту дядя Абрам.
– Да, выхожу я! – заорала в ответ Рита и вошла, от страха помаргивая глазами.
Дядя Абрам с улыбкой взял ее за ручку и повел в большую комнату.
В комнате она увидела довольно шокирующее ее зрелище: посреди комнаты возвышалась гора наваленной мебели, укрытая простынями, обкапанными во всех местах зеленкой. Местами из этих простыней торчали ложки и вилки.
– Это все цветочки, – показал пальцем на ложки и вилки, дядя Абрам.
– А ягодки, б*я, впереди, видно, будут! – усмехнулась Рита.
– Ну, как ты не понимаешь, – разволновался дядя Абрам, – ведь это же холм, это олицетворение достигнутой нами цели.
– Да, да, конечно, цель, х*ель, – усмехнулась слегка встревоженная Рита.
– Тогда погляди на холм, – он подтолкнул ее к груде мебели, и они полезли наверх.
Там дядя Абрам обнял ее и поцеловал. Рита даже не успела ни о чем подумать, как уд дяди Абрама уже оказался в ней.
– Я орел, а ты орлиха, – шепнул ей с чувством дядя Абрам. Мебель под ними ужасно скрипела и шаталась. Казалось, еще совсем немного и они свалятся вместе с ней и рухнут вниз.
«А и х*й со всем!», – подумала Рита и с живой страстью отдалась обезумевшему дяде Абраму.
– Эй, вы, орлы и орлихи! Как вам живется – можется?! – раздался из стены голос продюсера, когда они уже блаженные лежали на своем самодельном холме.