Осторожными шагами я прошел глубже в помещение, под подошвами хрустел налет инея, который никто не позаботился соскоблить.

– Значит, мне нужно только войти внутрь, и все? Прямо сейчас?

– Твоя мать не заплатила за полный пансион, – ответил Деметри, с обычной своей улыбкой облокотившись на ближайшие ясли; понятия не имею, как он не чувствовал холода в своей свободной шелковой одежде. – С другой стороны, никто из нас тоже не заплатил. У нас нет места для запасов на тринадцать лет, а из меня получился бы плохой огородник, так что все мы последуем за тобой. – Он сверился со своим терминалом. – Это будет шестнадцать тысяч сто сорок девятый год по вашему имперскому календарю, когда ты снова сможешь вдохнуть воздух планеты.

Его подсчет ошеломил меня. Простой непреложный факт. Я был знаком с техническими деталями космических путешествий, они хорошо известны всем лордам Империи. Но то, как легко и спокойно мне об этом рассказали, поразило и встревожило мой наивный неокрепший разум. То, как корабельщики коротают время в дальних рейсах, в прежние годы называлось забытьем – возможно, и сейчас тоже. Тринадцать лет пролетят, а я даже ничего не замечу.

Я понимающе кивнул, продолжая разглядывать оборудование.

– А другие? – Я повернулся к двум занятым яслям. – Кто они?

– М-м? – Деметри обернулся через плечо, и его волосы сверкнули на мгновение. – Ах эти? – Он пренебрежительно махнул рукой. – Норманские переселенцы – техник с городской фермы и его жена. Они у нас на борту уже двадцать один год и сойдут на Сиене, когда мы туда прилетим.

Со своего места я едва различал их лица под заиндевевшим темным стеклом: одно бледное, а другое – медного оттенка. Висевшие в темноте, они напомнили мне биологические образцы, препарированные и пластинированные, помещенные в формальдегид, замаринованные, как овощи, и поставленные на полку в какой-нибудь безумной научной лаборатории. Они казались мертвецами, и в определенном смысле так оно и было: все жизненные процессы в их организмах приостановили и отложили на будущее. Я понимал, что будущее для них скоро наступит, но был совершенно не подготовлен к этому сверхъестественному ужасу.

«Страх убивает разум, – повторял я себе и снова слышал голос Гибсона, успокаивающий меня этими знакомыми словами. – Разум убивает страх».

Это всего лишь крионическая фуга, обычный, повсеместно используемый процесс. Я не собирался умирать. Не здесь. Не сейчас.

Сделав глубокий вдох и выдох, я кивнул:

– Я готов.

– Отлично!

Прозвучавший за моей спиной голос Джуно заставил меня обернуться.

Вместе с ней вошел усатый мужчина с восковым лицом и длинными светлыми волосами, собранными в хвостик. К моему неудовольствию, вслед за ними появился маленький гомункул, кулаки которого буквально волочились по полу.

– Саррик, подготовь ясли.

Усатый блондин – доктор, о котором мимоходом упоминал недавно Деметри, – молча наклонил голову и потер геометрический узор из переплетенных ромбов и треугольников на своем чересчур высоком лбу.

– Одну минуту.

Прошмыгнув мимо меня почти беззвучно, он выдохнул струю пара в холодный воздух и принялся возиться с криокапсулой, ближайшей к двум уже занятым.

– Загоним тебя обратно в бутылку? – сказал гомункул, приподнял свою косичку, замотав отвратительную петлю из волос, словно шаль, вокруг плеч, и хихикнул: – Туда, откуда ты и пришел.

Джуно пихнула его коленом в спину, резко, но не сильно. Я сделал вид, что не замечаю ни маленького гоблина, ни женщину.

– Ты должен раздеться, – сказал мне доктор, хлопнул в ладоши, и голограммы погасли. При этом он даже не поднял голову, вглядываясь в монитор, встроенный в стену рядом с яслями.

– Капитан, для него здесь найдется шкафчик? – спросил он у Деметри скрипучим, хриплым голосом.

«Тавросианин», – определил я, вспомнив о том языке, на котором говорили неряшливые девушки, попавшиеся мне на глаза в коридоре корабля перед самым стартом. Этот мужчина принадлежал к одному из кланов Демархии Тавроса, отсюда и его странная татуировка. У Валки была похожая. Говорят, что эти татуировки содержат генетическую и личную историю человека, изложенную на языке символов, которые я так и не научился понимать.

– Вон там! – Деметри указал на ряд помятых металлических шкафчиков для одежды. – Положи все туда.

Я замер, обводя взглядом усмехающегося капитана, его прекрасную жену, доктора с восковым лицом и их маленького ручного монстра.

– Можно оставить меня одного?

Все рассмеялись, за исключением доктора, а Салтус сказал:

– Мы еще увидим твою маленькую пипиську, когда тебя заморозят, братец. Тебе нечего стыдиться.

Премерзкое существо оскалило слишком многочисленные зубы. Джуно лягнула его еще раз, и он жалобно взвизгнул, ударившись боком о стену.

– Оставь его в покое, Салт, – приказала она, наклонилась, взяла его за шиворот и, подтолкнув, швырнула к двери. – Иди отсюда.

Подчиняясь необходимости, я снял свой длинный камзол, который, как уверял Гибсон, мне больше не понадобится. Деметри повернул рычаг, открывая шкафчик, и придержал дверь, пока я аккуратно вешал одежду. И вдруг универсальная карта, полученная от факционария Гильдии шахтеров, со стуком упала на пол. Я бросился к ней, надеясь подобрать раньше, чем Деметри разглядит, что это такое. Пряча ее за подкладку, я заметил, как капитан наблюдает за мной с вопросительно поднятыми бледными бровями.

– Отвезите меня на Тевкр, и она будет вашей. Клянусь, – пообещал я, ведь мне она все равно больше была не нужна.

– Что это было? – поинтересовался доктор, взглянув на нас.

– Банковская карта, – ответил Деметри. – Сколько там?

– Немало.

Раздевшись догола, я задрожал от холода и покрылся гусиной кожей. Прикрыл руками пах, стараясь не встречаться взглядом с женщиной и двумя мужчинами передо мной.

Доктор подошел и положил сухую ладонь мне на плечо:

– Идем.

Он подвел меня к открытым яслям и помог шагнуть в камеру. Взявшись одной рукой, я приподнялся и влез внутрь, а другой по-прежнему прикрывал живот.

Заметив перстень на моем пальце, доктор ухватил меня за свободную руку:

– Кольцо нужно снять. Оно обожжет тебя.

Я решительно замотал головой:

– Пусть обжигает, – и посмотрел на шкафчик, думая о банковской карте.

Мать наняла этих людей, вероятно, по рекомендации Адиз Фэн, но это еще не означало, что я должен им доверять. Перстень – это все, что оставалось у меня от того мальчишки, которым я когда-то был: серебряное кольцо с сердоликом, на грани вырезан лазером дьявол, маскирующий кристалл с терабайтами памяти. Там хранились оба контракта, которые я заключил с Гильдией шахтеров, и множество других документов, включая мое удостоверение личности. Я не мог расстаться с ним.