Одна из причин, заставивших Наполеона выбрать именно ее, заключалась в том, что он прослышал об удивительной плодовитости женщин из ее рода. Ее мать, бедняжка, произвела на свет пятнадцать детей, прежде чем отдать Богу душу и уступить место в доме для второй жены. Ее прабабушка побила все рекорды Габсбургов. Она родила двадцать шесть детей!

Но чего Наполеон не знал и что с удовольствием обнаружил, так это то, что Мария Луиза, несмотря на все строгости и запреты, применяемые к ней в годы ее юности, оказалась чрезвычайно чувственной молодой женщиной, обладающей повышенной похотливостью, часто свойственной полным глуповатым женщинам ее типа. Удивленная и, несомненно, несколько расстроенная бесцеремонной поспешностью, которую он проявил в организации подставного брака, она нашла большое утешение в пылкости своего мужа. В течение нескольких лет, которые им было суждено провести вместе, у нее никогда не пропадала нужда в нем, она всегда находила его желанным как любовника и мужа. Этот факт подтверждается в ее дневниках и в письмах, которые она отправляла в Вену своему беспокоящемуся отцу.

Всего через месяц после их первой встречи она писала: «Небо ответило на молитвы, которые ты прочитал в день моей свадьбы. Пусть и тебя посетит такое же счастье, какое получила я».

16 апреля, то есть меньше чем через три недели с тех пор, как нетерпеливый муж увел ее от обеденного стола в Компьене, граф Меттерних, австрийский свидетель, докладывал: «Он настолько явно влюблен, что не может скрыть свои чувства… малейшие ее желания неизменно предугадываются, и их интимные отношения вполне счастливые. Мне особенно приятно то, что она в полной мере чувствует это!»

В этом мнении содержалась довольно правильная оценка ситуации. И все же, был ли Бонапарт «так явно влюблен» в нее? Могло ли быть, что он, который наслаждался услугами многих наиболее опытных и прекрасных женщин в Европе, найти что-то большее, чем банальное удовлетворение в ответных рефлексах флегматичной и довольно глупой девушки восемнадцати лет?

На эти вопросы ответ дает то, что он изменился. За последний год или около того он очень сильно изменился и как любовник, и как солдат, и как правитель. Он стал изнашиваться гораздо быстрее, чем понимали окружающие. Он втиснул в свои сорок лет больше умственного и физического опыта, чем любые два человека его поколения. Он начал толстеть, несмотря на диету и массу физических упражнений. Но все еще оставался в неплохой форме и активным, но даже на этом этапе знал о болезни, которая скосит его менее чем через одиннадцать лет, — о раке, который уже унес его отца и прикончит его сестру и одного из братьев.

Ему хотелось покоя и возможности насладиться бабьим летом домашнего благополучия. Он перепоручил войну в Испании своим маршалам, но в его отсутствие они оказались жалкими неудачниками. Его всегда простые личные запросы теперь приобрели буржуазный характер. Сразу же после своего второго брака он вступил в такую фазу, связанную со шлепанцами и камином, и эта фаза продлится еще целый год. Даже тогда он не отвернулся от нее по собственной прихоти и всегда будет вспоминать этот период с удовольствием. Не раз он будет ссылаться на это время и на женщину, которая сделала это возможным, только с нежностью и благодарностью.

Конечно, ни с одной молодой женой так не носились и так не нежили ее, как Марию Луизу. Он учил ее верховой езде, играл с нею в салонные игры, в жмурки и в фанты! Он брал ее с собой на государственные мероприятия. Он обнимал ее всякий раз, когда входил к ней в комнату. Он, любивший тепло и яркое пламя в камине, сидел теперь и дрожал от холода в ее покоях, потому что она предпочитала много свежего воздуха и гасила камины. Он даже играл с ее перчаткой, которую она забыла на его письменном столе, и однажды видели, как он поднес перчатку к губам, как юноша семнадцати лет, размечтавшийся о своей обожаемой.

Получается странная картина. Этот человек, при виде которого тряслись короли и разбегалось вооруженное воинство, сидел за своим письменным столом и целовал перчатку во время краткого отсутствия восемнадцатилетней супруги. Неужели он отказался от своей двадцатишестилетней мечты о романтическом призвании? Или же, приближаясь к своей сорок первой годовщине, он согласился занять тоже хорошее, но второе место?

Впереди его ждало своего рода призвание, связанное с беспокойством и нервотрепкой.

Через несколько месяцев после свадьбы он узнал, что его молодая жена забеременела и что появления долгожданного наследника империи можно ждать в марте. Эту новость с радостью разнесли по всей Франции и по зависимым от нее государствам. В Москве и Испании ее встретили с унынием. В Англии изгнанные Бурбоны громко проклинали императора. А в Париже и Вене наблюдался общественный восторг.

В июне, спустя едва три месяца после бракосочетания, мачеха Марии Луизы писала своему мужу о расстройстве молодой женщины, вызванном отсутствием симптомов беременности, но в августе выяснилось, что опасения эти оказались преждевременными. К концу лета Мария Луиза писала домой: «Я чувствую себя хорошо, но забочусь о себе в той степени, в которой позволяет мне ужас, испытываемый в связи с медицинскими рекомендациями». И позже: «Я все еще чувствую себя довольно хорошо… и хочу вооружиться мужеством и решимостью перед родами…»

В то же самое лето в Париж прибыла другая Мария, сопровождаемая ребенком в возрасте нескольких месяцев.

Этот ребенок, поляк, получил уже титул графа, и мать привезла его в Мальмезон, где им очень восхищалась еще одна женщина, которая относилась к Наполеону по-матерински, когда он нуждался в этом.

Что могли говорить друг другу эти две женщины, одной из которых была оставленная жена, а другой — полузабытая любовница, при таких странных обстоятельствах? Обсуждали ли они ожидавшееся событие, которое уже стало актуальным предметом разговоров в канцеляриях каждого посольства в Европе и в каждом фешенебельном салоне между Москвой и Лиссабоном?

Вполне вероятно, что они обсуждали это, угадывая пол новорожденного, которого провозгласят королем Рима. Даже поэты с усердием засели за стихи на эту тему, и по крайней мере один из них написал об отце: «Он всегда добивается того, чего хочет».

Глава 19

«Зенит моего счастья»

В десять часов утра 20 марта 1811 года Париж прорвало.

Над городом взмыл воздушный шар, пилотируемый первооткрывателем Бланшаром. Другие участники полета разбрасывали листовки собравшимся внизу людям. Город наполнился галопом скачущих курьеров, которые устремились ко всем воротам, пришпоривая своих коней в