Девочка мотнула головой и взялась за гребень.

Нора сидела, сжимая в руках бутылку.

— Мы отнесем подменыша назад, Мэри. Не могу я больше ждать и терпеть. Слушать, как он орет и ждать, что переменится. — Она снова глотнула из бутылки. — С той поры как Нэнс назвала его фэйри, я все думаю, каким стал сын Джоанны, тот, настоящий… Вырос, должно быть. Так и вижу его перед собой. — Нора поднесла к губам бутылку и сделала большой глоток. — Он снится мне, Мэри. Стоит перед глазами. Ладный паренек, красивый, смеется. Я слышу его голос. Он говорит со мной. Совсем как тогда, в тот раз, что я увидела его впервые, у матери на руках. А я будто обнимаю его и рассказываю о матери. Какая она была у него хорошая, какая… красавица. Она была такая красивая девочка! Я каждый вечер ей волосы расчесывала этим вот гребнем, что у тебя в руках. Расчесывала, расчесывала до блеска… Ей это нравилось. И мне снится теперь, Мэри, будто я ей волосы расчесываю. Мне оба они снятся — Джоанна и Михял, будто они со мной, живые и… — Закрыв глаза, она сказала с горечью: — И тут вот этот начинает вопить как резаный…

Мэри молчала. Потом поднесла ко рту руку и выплюнула в нее картофельную жвачку.

После чего принялась кормить ребенка. Ел он жадно, дергаясь всем телом.

— Оно меня не любит… — Нора махнула бутылкой в его сторону. — Оно таких вещей и не ведает. — Она заткнула бутылку пробкой. — Ему дай да подай, а от него никакой благодарности.

Мэри вытерла руки о юбку и, подхватив ребенка на руки, прижалась к нему щекой.

— А родной сынок Джоанны… — Нора глубоко вздохнула. — Даже во сне его видеть — и то утешение. Дар Божий. Единственное, что мне осталось! — Она кинула взгляд на девочку и увидела, что оба они, Мэри и мальчик, глядят на нее. Подменыш притих и скользит глазами по ее лицу. — Знаешь, Мэри, во сне мне он похожим на Мартина кажется.

Мэри покосилась на бутылку с потинем в руках у Норы и стала расчесывать волосы эльфеныша. Он моргал, стоило ей потянуть чуть посильнее.

Нору передернуло.

— Сегодня вечером, — сказала она, вытянув пробку и быстро сделав еще один глоток. — Как смеркнется, так его и вынесем.

К бохану Нэнс они подошли под вечер: из куля тряпок, что Мэри несла на боку, болтались мертвенно-белые ноги и били девушку по тощему бедру. Всю дорогу в небе клубились грозовые тучи, но, когда долина осталась позади, горизонт очистился и проглянуло заходящее солнце. В его лучах грязные лужи на полях вспыхнули золотом. Мэри поглядела на Нору. Та тоже заметила эти внезапные проблески света. Добрый знак. Они улыбнулись друг другу, и Мэри подумала, что выпивка успокоила вдову. Девушка заметила, что перед уходом Нора прихватила и бутылку, упрятав ее под шаль.

Нэнс сидела на табуретке в дверном проеме и курила вечернюю трубку. Дождавшись, пока женщины ступят на ее двор, она встала и поздоровалась:

— Спаси Господи и Матерь Божья!

— Знала небось, что придем. — Говорила Нора невнятно.

— Твоя Мэри Клиффорд сказала мне, что перемены нет, вот я и поняла: не сегодня завтра пожалуете.

— Никаких в нем перемен. — Нора забрала Михяла у Мэри, но взялась неловко, да еще и споткнулась и чуть не уронила ребенка. Мэри живо выхватила у нее мальчика и снова пристроила себе на бедро. Тот заскулил.

Нора выпрямилась, вся красная.

— Вот глянь-ка! — Она показала на ноги мальчика, безжизненно свесившиеся, с вывернутыми вовнутрь большими пальцами. — Видишь, Нэнс? Силы в них нет вовсе!

— М-м-м… — Нэнс с прищуром взглянула на Нору, затянулась трубкой и выдохнула дым прямо в лицо мальчику. Воздух пронзили вопли ребенка. — Лучше уже войдите, раз так случилось.

Едва войдя, Нэнс притянула к себе девочку за плечо:

— Она что, выпила?

Мэри кивнула, и Нэнс провела языком по деснам. — Ладно. Положите его сюда. — И она указала на свою подстилку из вереска в углу. — Не стану врать тебе, Нора Лихи. Мята и черноголовка — травы не бог весть какие сильные, но они показали, что ребенок этот — подменыш, как мы и думали. А чтобы выгнать колдовское отродье, нужно зелье покрепче.

Нора, сидевшая на табуретке возле огня, застыла в ожидании. Лицо ее пылало, волосы успели растрепаться.

— Что ж ты станешь пробовать теперь?

Нэнс дождалась, пока Мэри уложит ребенка на ее постель.

— Лусмор. Великая трава.

Она показала Норе подвядшие зеленые листочки.

— Наперстянка! — шепнула Мэри, сверкнув глазами в сторону Норы. — Это ж яд!

— На козни фэйри нужны их же травы, — проворчала Нэнс. — А яд не так и страшен, если знаешь, как им пользоваться.

От страха сердце у Мэри забилось так сильно, будто вся кровь вдруг остановилась и потекла в обратную сторону.

— Но вы же это ему не скормите? Только ступни намажете, да? Как тогда?

Нэнс посмотрела на Мэри отрешенным взглядом:

— Можешь мне поверить.

Нора кивнула с отсутствующим видом.

Мэри закусила губу. Ее мутило. В натопленном бохане было душно, из канавки несло козьим пометом. Мэри закрыла глаза, под носом у нее выступил пот. Из темного угла доносилось хныканье Михяла — так блеет разлученный с матерью ягненок. Томительный прерывистый звук повторялся снова и снова.

— Сегодня мы его искупаем, — сказала Нэнс, кидая листики наперстянки в большой чугунок с водой.

Нора поднялась, чтобы помочь ей поставить посудину прямо на раскаленные угли.

— Теперь подождем, пока вода согреется и вберет в себя силу лусмора, — сказала Нэнс и опять уселась на свою табуретку.

— Зачем держать мальчика в постели, если я могу взять его на руки! — воскликнула Мэри и, не дожидаясь ответа, ринулась к ребенку. Взгляд мальчика метнулся к ней. Мэри подняла ребенка, стараясь не смотреть на его трясущуюся голову и дергающееся лицо.

— Она все время с ним нянчится, — шепнула Нора.

— Так он не плачет, — объяснила Мэри.

— А ведь и верно, — пробормотала Нэнс. — Ведь молчит же он сейчас, ни крика, ни писка!

Нора насупила брови:

— Да разве не держишь ты его на руках ночи напролет, а он все равно вопит как резаный?

Мэри теснее прижала Михяла к груди, а ноги его положила к себе на колени.

— Думаю, это его успокаивает. Если на руки брать.

Нора, моргая, уставилась на нее:

— Что толку… Все орет и орет…

— Пусть подержит его девочка, хуже не будет, — не сразу отозвалась Нэнс. — И что ласкова она с ним, ей-богу, хорошо, раз Михял твой там, у Них. — Взяв тряпочку, она обмакнула ее в козье молоко и протянула Мэри: — Вот, возьми, дай тварюшке пососать.

Они сидели, дожидаясь, пока вода вберет в себя силу травы. Нора глядела на листья, плавающие в чугунке, и руки ее дрожали. Нэнс протянула ей кружечку потина, и вдова молча ее осушила.