Зрелище действительно оказалось совершенно неинтересным, дед говорил, что даже скучным. Вначале все выглядело, как плохое театральное представление. Ученик вышел в центр площади, во всеуслышание предъявил мастеру свои претензии и вызвал его на смертельный поединок. Мастер же был предельно краток. Он сказал, что не хочет поединка и смерти ученика. При этом он приложил правую руку к сердцу, а левую поднял вверх, призывая Небо в свидетели, что говорит он от чистого сердца. Дальше, как и предсказывал Ли, все было очень быстро. Ученик, быстрый, как молния, метнулся к учителю, который так и стоял неподвижно, воздев одну руку вверх, а вторую держа на груди. Метнулся и упал, чтобы больше никогда не встать. А мастер (теперь как-то сразу стало видно, насколько он стар), сокрушенно покачав головой, направился к старосте, чтобы договориться о похоронах ученика.

Историю эту я вспомнил, когда Ван заговорил о «самом важном» уроке, и, как потом оказалось, не зря, ведь самый важный урок Вана был связан не с какой-то новой «бесценной» техникой, а именно с моралью, о которой Ли в свое время говорил еще моему деду.

Наставление это Ван передал мне за вечерним чаем. Просто беседа учителя с повзрослевшим учеником.

– В свое время, – начал Ван, – у меня был знакомый англичанин. И не делай удивленные глаза, – кого здесь только не было. Странный он был, говорил, что ученый, интересовался нашими традициями и нашим языком. И вот когда он захотел увидеть методы традиционного обучения, один очень уважаемый человек попросил меня показать, как я воспитываю своих учеников. Мне стало любопытно, так что я охотно пригласил его к себе и поселил здесь, в хижине. Жил он тут две недели и смотрел, как я обучаю своих учеников. Посмотреть было на что – тогда у меня был не один ученик (да еще такой молокосос и оболтус, как ты), как сейчас, а целых три, причем все взрослые, прозанимавшиеся у меня не менее десяти лет. Иностранцу явно было интересно, так что он все время что-то записывал, а иногда даже сам принимал участие в занятиях. Я не возражал, потому что был уверен, что за пару недель он не только никаких секретов не узнает, но даже не поймет, о чем идет речь. Однако я оказался не прав. Самую суть системы он понял. Дошло это до меня, когда мы, прощаясь, пили с ним чай. Вот как теперь с тобой.

Он сказал, что есть у них такая пословица: «Не воспитывайте детей, все равно они будут похожи на вас. Воспитывайте себя». Я очень вежливо сказал, что у каждого народа есть своя мудрость, что эта пословица мне очень понравилась (и это была чистая правда), но я не понимаю, к чему он мне это говорит. А умный англичанин ответил мне, что именно так я воспитываю своих учеников. Ты понимаешь, к чему я это говорю?

– Ну, наверное, он хотел похвалить вас, вашу методику обучения.

– Может, и так, но я думаю, что он понял (все-таки ученый, весьма умный и совсем немолодой человек), что самое главное в Кхи-Гонг и воинском искусстве.

– И что же?

– Странно, он понял всего за две недели, а ты за несколько лет – нет. Ладно, скажи мне, за эти годы я много тебя воспитывал?

Тут я задумался: действительно, Ван меня никогда не поучал. Мог иногда сказать пару слов или влепить оплеуху за неподобающее, как он выражался, поведение, но читать длинные лекции о «морали воина» и тому подобную чепуху… Нет, такого за ним точно не водилось.

– А знаешь, почему я так себя вел? – спросил Ван и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ты бы, конечно, выслушал все, что я тебе сказал. Но не потому, что тебе это было бы интересно, а потому, что деваться было некуда. И было бы по принципу «в одно ухо вошло, в другое вышло». Поэтому я учил тебя собственным примером. Запомни на будущее: настоящий учитель не учит словами, он учит собой. Когда он принимает какое-то решение, он принимает его дважды: один раз за себя, второй – за своего ученика. Почему? Да потому что очень велика вероятность, что когда-нибудь в будущем в подобной ситуации его ученик, памятуя пример учителя, поступит точно так же. Поэтому помни: когда мастер что-то делает в присутствии ученика, он должен подумать два раза – сначала за себя, а потом за него. Так что если ты когда-нибудь воспитаешь недостойного ученика, то это только потому, что у тебя у самого низкие моральные качества и ты не сумел подать ему надлежащий пример. Иначе говоря, если ты сумел стать для ученика образцом в Кхи-Гонг или воинском искусстве, то он по своей глупости или малолетству будет думать, что ты образец во всем. И если ты ведешь себя неподобающим (как же он все-таки любит это слово) образом, он будет вести себя точно так же. Кстати, так учат повсюду. Давно, еще до тебя, приезжал ко мне один японец. Очень похоже было, что он бандит, только исключительно вежливый, не из простых, а из больших боссов.

«Ну, что-то Ван сегодня разоткровенничался, – подумал я. – Я-то думал, что он старый замшелый пень, который людей почти не видит, а тут ученый англичанин, бандит японец…»

– Так вот, он мне рассказывал про японские преступные сообщества. Ничего особенного, обычные бандиты, примерно такое же «черное общество», как у нас во Вьетнаме, только называются иначе. Якудза, кажется.

Ну, про вьетнамскую мафию я знал. Мне про нее рассказывал еще дед. Говорил он, что человеку с моими склонностями и моим мастерством рано или поздно придется встретиться с ними. Причем мне их искать не придется – они сами меня найдут – им такие люди очень нужны, они им очень хорошо платят и почти сразу берут на командирские должности. Называл дед этих людей по-разному: иногда по-китайски «триадой», а иногда на вьетнамский манер «змеей». Помню, что он даже соизволил объяснить почему. Основатели первых тайных обществ верили в мистическое значение числа 3, откуда и пошло название «триада». А вьетнамскую мафию иногда называют «змеей» из-за того, что сначала появляется «голова» – человек, устанавливающий контакты с властью, а затем подтягивается «тело» – простые исполнители.

Когда я сказал Вану, что про преступные сообщества мне уже рассказывал дед, он ничуть не удивился.

– Твоему деду прекрасно известно, что такие, как ты, в большой цене у подобных людей, и он хотел тебя предупредить, чтобы ты заранее об этом знал. Тут, кстати, проблема тоже в морали. Сейчас, конечно, никто не знает, откуда произошли первые триады, но, скорее всего, они никак не были связаны с преступностью. Наоборот, говорят, что они имели достаточно чистые убеждения, так как родились из буддийской секты Белого Лотоса. А буддизм, как ты знаешь, всегда проповедовал ненасилие. А затем, со временем, мораль поменялась и братства взаимопомощи и борьбы за свободу китайского народа превратились в «черные общества», которые от сборища примитивных и невежественных преступников отличались только крайней жестокостью и железной дисциплиной.

Но это я отвлекся. На самом деле я хотел, чтобы ты послушал, что говорил тот японец о том, как глава якудза готовит себе преемника. Босс берет в дом подходящего мальчика. Тот убирает в доме, сопровождает госпожу в походе по магазинам, носит за ней по базару сумку с покупками, в общем, делает, что прикажут. За все это ему ничего не платят, только отводят место, где спать, кормят и дают возможность все время наблюдать за боссом. Как тот ведет дела, как ведет себя за карточным столом, как разговаривает с подчиненными, как принимает посетителей, как наказывает провинившихся, как действует мечом. Даже как он ест и общается с семьей. Таким способом годам к восемнадцати мальчик уже полностью усваивает привычки и манеры босса.