Как я мог делать комплекс воинских упражнений, сидя в кресле туристического автобуса? Ответ был только один – в уме. Сразу мне вспомнились тысячекратные наставления Вана о том, что главное – это ум. Всегда и во всем! В данном случае он позволял мне тренироваться, не вставая с кресла и даже не открывая глаз. Кстати, Ван говорил, что старые мастера могли таким образом поддерживать форму до очень преклонных лет, не переутомляя при этом тело.

– Ум, – говорил он, наставительно поднимая палец вверх, – сильный ум позволяет все. Даже то, что кажется невозможным, например, практиковать воинское искусство сидя в кресле или лежа в кровати!

Хорошо помню, как он ответил на мой вопрос, можно ли и мне мысленно заниматься лежа в гамаке, висящем под деревом, вместо того чтобы целый день махать руками и ногами, прыгать и драться. По этому поводу он сказал так: «Чтобы мысленно заниматься, нужно иметь правильные мысли. А чтобы иметь правильные мысли, нужно иметь хоть какой-то ум». При этих словах он многозначительно посмотрел на меня.

Но, видимо, теперь время пришло, так как я легко смог представить выполнение формы. И тут меня ждал сюрприз – очень приятный. Оказалось, что мысль о том, что дед и Ван не полностью передали мне всю науку, – это моя очередная иллюзия. Выяснилось это очень просто. Каждое движение одиночного формального комплекса имеет парное, воинское применение. Это само собой, иначе форма не была бы воинской. Так же, само собой, эти воинские применения дед с Ваном мне всегда показывали. Их было много и разные. Причем еще тогда я обратил внимание, что дед и Ван очень похожие движения трактовали почти всегда по-разному. И каждый раз, когда я просил показать мне воинское применение, они показывали мне что-то новое. Казалось, этому не будет конца. Я с этим даже смирился, предполагая, что они опытнее меня и когда-нибудь я тоже выучу столько же применений.

Но в ту ночь, когда я ехал в автобусе, до меня дошло. Они не знали никаких применений. Точнее, несколько самых основных они знали, а все остальные могли просто придумать. Именно поэтому дед и Ван трактовали практически одинаковые формы по-разному. Они просто по-разному думали. И в тот день, когда я тоже начал думать, до меня дошло, что и я могу сам придумать сколько угодно воинских применений любого движения.

Это было первое, что я понял. Думаю, с того момента, когда я начал думать, я стал настоящим мастером, а не машиной вроде автомата Калашникова.

И я понял, что основное наследство, которое я получил от деда и Вана, можно втиснуть всего в несколько фраз. Записал я их несколько неуклюже, ибо пытался сохранить стиль изложения Учителя Вана. Я словно слышу его голос и становлюсь на много десятков лет (даже не хочу думать, на сколько именно) моложе.

– Ты когда-нибудь видел представление национального кукольного театра на воде?

Конечно, я видел! Помню, что однажды дед заставил отца специально отвезти меня на представление, которое в те годы меня очень впечатлило. А изречение по поводу возникновения кукольного театра на воде, записанное в программке, мне так понравилось, что я его даже запомнил: «Поднимаются волны и под веселую музыку всплывет золотая черепаха, которая плавно подплывает к королю и уважительно кланяется. Вот открываются врата в пещеру и появляются феи, исполняющие танец ветра; резвятся молодые угри; охотники идут на зверя».

– А устройство этого театра ты понял? – не отставал Ван.

– Да там и понимать нечего, – удивился я. – Неглубокий бассейн. Деревянные раскрашенные и лакированные куклы, к каждой кукле снизу прикреплен стержень, с помощью которого кукловод управляет куклой. Стержень спрятан под водой, а кукловод – за ширмой. Поэтому получается, что не видно ни кукловода, ни того, как он управляет своей куклой, и кажется, что куклы живые и сами движутся над водой. Дети, во всяком случае, в это верят. В старину на севере Вьетнама так развлекалась деревенщина во время наводнений. Что с них взять, читать-писать не умеют, – добавил я.

– Хотел бы я знать, что бы ел наш знатный молодой господин, если бы эта, как ты говоришь, «деревенщина» не выращивала рис. Ладно, я сейчас не об этом, а о том, что пока знатный молодой господин не начал думать, он сам, как эта лакированная кукла. Кукла, конечно, красивая (часто красивее человека), но она не более чем ярко раскрашенная деревяшка, который управляет кто-то, кто сидит за ширмой.

Сам Ван никогда ни на кого не обижался (по этому поводу он говорил так: «Если человек заслужил этого – убей его. А зачем обижаться?»), поэтому и мои обиды его совершенно не интересовали – он просто их не замечал. Так что я давным-давно на него не обижался. Кстати, он меня так выдрессировал, что и я уже давно ни на кого не обижался, чем заслужил одобрение от деда, который по этому поводу сказал так: «Правильно, настоящий тигр ни на кого не обижается, а если обижается – то он не настоящий».

И хотя я знал, что на Вана обижаться бесполезно, на этот раз я решил сделать вид, что обиделся. Хорошенькое дело – сравнивать живого человека с деревянной куклой.

– Тут ты прав, – неожиданно произнес Ван, – насчет куклы я погорячился. Если сравнивать тебя с персонажем кукольного театра, то ты не деревянная марионетка, ты скорее тень.

– Еще лучше, – пришел в полное недоумение я. – Какая такая тень?

– Ну тут совсем просто. Китайский театр кукол ты точно видел. Я знаю, твой дед иногда даже рисует для него кукол. Так? – спросил Ван.

Все было правильно. Дед был очень разнообразный художник и рисовал не только картины в традиционном стиле, но и кукол для теневого театра. Потом таких кукол располагали позади большого полупрозрачного экрана и показывали зрителям целый спектакль, управляя куклами с помощью бамбуковых палочек. Так что самих кукол видно не было – только их тени. Видимо, именно эти тени и имел в виду Ван.

– Да, деревянная кукла – это для тебя слишком почетно, – воодушевился Ван. – А вот тень в самый раз.

– Почему кукла, почему тень? – недоумевал я.

– А потому, что тебя самого нет, как нет и куклы или тени, а есть кукловод. Сам ты ничего не делаешь, тобой все время управляют. Сначала дед и отец, теперь я. Запомни раз и навсегда: пока ты не пользуешься своим умом и не думаешь сам – ты не мастер, а кукла, тень.

– Так вроде вы мне уже об этом говорили, даже сказку рассказывали про человека, который делал сохи у дороги.

– Конечно, рассказывал, я ее всем своим ученикам рассказываю. Только некоторым хватает одного раза, а некоторым… – Тут Ван многозначительно посмотрел на меня.

Видимо, старый хитрец знал, что рано или поздно я начну думать. Может, именно поэтому он дал мне с собой так много денег, чтобы мне не было нужды сразу бросаться искать работу.

Думать оказалось не только полезно, но и приятно. Все само начинало становиться на свои места. Казалось, Ван все уже приготовил, а мне оставалось только найти место для каждой части системы и состыковать их друг с другом.

Все оказалось на диво просто. Несколько принципов, одинаковых для всего, что я изучал, и привычка думать, которой у меня раньше не было.