Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в чем, непонятно, прикол для заказчика? Обычный секс, даже, можно сказать, его половинка.
Дышать становилось чуть сложнее. Явно идет уже как минимум четвертая минута, а дядька все старается. Раз-два. Туда-сюда. Когда он кончит? И почему ему нужен именно такой секс? Просто не может, что ли? Когда все обычно?
И если наверху, на катере, ей было отчаянно боязно, то здесь, в родной стихии, под водой — почти хорошо.
Одна беда: грудь сдавливало все больше и больше. Но поднимать ее никто не торопился. Ладно, пять минут она выдержит без проблем. А дальше что?
А дальше… ее вдруг резко рванули за ноги. Но вместо того, чтобы вытащить, снова толкнули вниз, еще глубже. И девушка от неожиданности сделала самую большую ошибку, которая только была возможна: открыла рот.
Вода тут же хлынула в легкие, в голове помутилось, Изабель отчаянно задергалась, пытаясь вновь задержать дыхание. Но толща воды рвалась в рот, в нос, разрывала ее тело на части.
«Какая же я была дура!» — мелькнула последняя мысль перед тем, как ее, словно в воронку, затянуло в темный коридор.
И она полетела — быстро, в неизвестность, в черноту. И даже успела подумать: «Какая глупая у меня была жизнь… И до чего глупая — смерть!»
Ей было хорошо в темном, гулком и прохладном царстве. Но потом вдруг что-то начало давить в грудь. Все настойчивее, больнее. Легкие разрывало, она закашлялась. Открыла глаза, и ее вырвало.
Снова ясное небо, солнечный день. Над ней нависало довольное лицо Юрика. В каюте тот же самый интерьер, правда, с единственным изменением. На видном месте — толстенная пачка долларов.
Изабель чувствовала, что не может пошевелить ни рукой ни ногой. А грудь — словно бы полна раскаленными углями. Она гневно взглянула на Юрия, прохрипела:
— Мы так не договаривались!
— Ты о чем, моя девочка? — ласково улыбнулся тот.
— Ты говорил, придется просто задержать дыхание! На две минуты, на три! А я чуть не утонула!!!
— Милая моя, — голос мужчины стал строгим, — кому нужно платить бешеные деньги за обычный секс под водой? Совсем иное дело, когда женщина задыхается, тело бьется в конвульсиях. Для мужика — совсем другое удовольствие. За него и башляют. А ты молодец! Клиент в восторге.
— Ты должен был сразу мне объяснить!
— Я думал, ты понимаешь, — хладнокровно соврал Юрий.
— Но я… я ведь умереть могла! — заплакала девушка.
— Брось! Я был на страже. И потом, я тысячу раз говорил тебе: ничем не рисковать — ничего не иметь. Согласна?
Изабель всхлипывала, но молчала.
Он схватил ее за подбородок, повысил тон:
— Отвечай, когда тебя спрашивают!
И мулатка затравленно кивнула.
Запись оборвалась.
Тамара Кирилловна жалобно взглянула на Полуянова и пробормотала:
— Дима! Я совсем не знаю, что мне теперь делать! Я готова во всем признаться. Но тогда ведь вся эта грязь вылезет наружу…
Полуянов слышал ее, будто сквозь вату. Эротический фильм с участием Изабель произвел на него неизгладимое впечатление.
«Нет мозгов — считай, калека», — вдруг вспомнилась армейская присказка. Бедная глупышка… Ладно, еще бы заставили ее, принудили. Однако фильм наглядно демонстрировал: Изабель прекрасно осознавала, на что идет.
Впрочем, изверга, изувечившего ей лицо, это никак не оправдывало.
Но кто он? Родственник или друг Юрия? Кто-то из преступной шайки? Или же верны подозрения Изабель — и на ее жизнь покушалась коллега? Аристократичная Юлия Базанова?
И как вычислить преступника, но при этом оставить за кадром «хобби» глупышки? Изабель и без того пострадавшая сторона, а после кино на нее такая «слава» обрушится…
— Тамара Кирилловна, — обратился он к домработнице. — Никому и ни в чем пока признаваться не надо. Наоборот, сидите тише воды ниже травы. Я постараюсь сам решить проблему.
Журналист вышел из квартиры и прямо из академического двора позвонил своему человеку в полиции. Майору Савельеву.
Настроение у того — повезло! — оказалось благодушным:
— О, журналист! Что-то ты зачастил. О чем клянчить будешь? Вчерашний налет на ломбард? Митинг геев на Маяковке?..
— Бери выше, — усмехнулся Дима. — Ничего мне от тебя не нужно. Сам хочу информацию предоставить.
— Бойтесь данайцев, даже приносящих дары, — пробормотал начитанный майор.
— Ладно-ладно. Сам сейчас будешь благодарить. Про нападение на Истомину слышал?
— А ты-то здесь каким боком? — сразу насторожился Савельев.
— Да я у нее квартиру только что купил.
И, чрезвычайно осторожно подбирая слова, Полуянов рассказал о странном поведении коммерческого директора салона, которым владела Истомина, о книге Драйзера — на ее столе и в руках убийцы.
— Да ну, киношка какая-то. Малобюджетная. Или подстава — очень грубая, — приговорил майор и без всякого энтузиазма пообещал: — Но, раз ты просишь, проверю.
Дима же выдвинул следующую версию:
— Раз Изабель кричала, что на нее напал Юрий, может, это был кто-то на него похожий? Я знаю, например, что у покойного брат имеется.
— Открыл Америку! — буркнул майор. — Знаем мы про брата и давно его ищем. Только он дома, гад, уже два месяца не появлялся. Но никуда не денется. Связи отрабатываем, ориентировки разослали.
В дверь позвонили в семь утра.
Юлия Аркадьевна только что проснулась, нежилась в кровати с маской-пленкой на лице. Она считала, никогда нельзя начинать новый день в суете, на бегу.
Но умеют в нашей бестолковой стране разрушить идиллию. Кому неймется в несусветную рань? Соседке понадобилась соль? Почтальон принесла очередное заказное письмо из налоговой?
Женщина неохотно выбралась из постели, прошлепала босиком в коридор, сердито крикнула:
— Кто?
— Полиция, — отозвались с лестничной клетки.
И сердце сразу затрепетало.
В дверь снова затрезвонили — требовательно, нагло.
— Подождите, — растерянно пробормотала Базанова. — Я хотя бы оденусь.
Маска медленно сползала с лица, руки дрожали.
Костик Черкашин из дома мог неделями не выходить. А зачем? Питание тут — полный пансион, одежду с обувкой брат давно научил его заказывать по Интернету. А всякие забавы типа киношек или дискотек он искренне презирал. В законные выходные перед теликом валялся, в Сети бродил, по лесу гулял — тут и грибы, и ягоды, а зимой клюква.
Но сегодня — черт, что ли, нашептал? — вдруг ужасно захотелось ему вредного химического соединения под названием «Фанта». Как представил ее — ядовито-оранжевую, ледяную, сладкую, — прямо живот подвело.