— Вот так и стой! Ты сейчас похожа на сексуальную ведьму из готического романа.

— Что? — я обернулась к Андрею и убрала тяжелые пряди от лица. — Ну, спасибо! — буркнула.

— Да нет, ты не поняла. В лучшем понимании этого слова, — успокоил меня Воронов и, облокотившись, лег в постели, подперев голову ладонью. — Такую, знаешь, из мужских фантазий.

— Нет, не знаю. Я вообще-то женщина, если ты не заметил! И фантазии у меня женские!

И чего я на него рычу, спрашивается? На себя надо злиться! Нежностей ей захотелось, внимания мужского. Еще бы чуть-чуть и захлебнулась бы в этом внимании, как пескарик в банке! Уж за Вороновым бы точно дело не встало!

Шеф редко улыбался, а точнее — никогда, но сейчас высоко приподнял край губ, показывая идеальный оскал и дерзко меня рассматривая. Такой привлекательный в постели, что хоть пищи! То ли от восторга, а то ли от…

Господи, и о чем я только думаю!

— Я это заметил, уж поверь. Красивая ты у меня, Дашка. Когда злишься, глаза зеленые, как у кошки. Сними футболку, а?

— Что?

— Ноги твои мне нравятся. Пойдем в ванную комнату? Я не против, чтобы ты сейчас меня ими обхватила. Остальное тоже хочу видеть!

Нет, ну, пф-ф! Это уже слишком! Вот ведь… не гоблин и не соблазнитель, а не знаю кто! Настоящий мучитель!

— А ты меня что, покупать собрался? Зубы не показать? — вдруг рассердилась. — Они у меня тоже, как у кошки — с клыками!

— Даш!

Больше на возмущения слов не нашлось. Просто запустила в него штанами, тряхнула волосами и ушла босиком, сверкая голыми бедрами. А пока шла, английскую поговорку вспомнила: «Поздно закрывать конюшню на замок, когда лошадь уже украли».

Мою «лошадь», конечно, пока что никто не украл, но на душе было такое чувство, что вор в стойло уже забрался!

Степка лежал, отвернувшись к стене и сложив руки на груди в замок — ну точно сердитый рыжий чертик. Даже одеялом не укрылся. Насупился ежиком, и дышал через нос, как паровоз.

— Стёп? — я подошла к сыну и села на кровать. Погладила его по плечу. — Не обижайся, слышишь?

— Я только мультики хотел посмотреть. Я эту серию «Монстров» неделю ждал! А он «брысь». Ему что, жалко?!

— Он не хотел. Просто… просто ты его напугал. Ты почему кричал?

— Я всегда так разговариваю. У меня голос такой, я что, виноват?

На самом деле сын не привирал, хотя и умел. У него с самого детства речь была четкой и звонкой. А уж энергии столько, что шепот и тишина — это точно не про него. Всегда быстро засыпал, быстро просыпался. Если смеялся, то громче всех. Только вот реветь не любил.

Попыхтев под моей рукой, Стёпка повернулся и спросил грустно:

— Мам? Я ему не нравлюсь, да? Потому что я рыжий?

Что?! От такой логики второй раз за утро язык онемел и все слова пропали. И все же сказала, потому что не могла промолчать:

— Да ты что! С чего взял? Глупость какая! Ты не можешь не нравиться. Ты у меня самый лучший! Еще и умный какой! Я бы тебя ни за что на свете ни на кого не променяла! Никого из вас!

Ну вот, речь о Воронове, а из души вдруг вылезло материнское. Но я сейчас с сыном тоже была честной. Если бы шефу мой Степка не пришелся по душе, я бы это сразу заметила. И тогда никакие договоренности с Лешенко роли бы не сыграли. Я бы просто вспомнила, что я прежде всего мама, и только потом чей-то личный секретарь.

Нет, в том-то и дело, что всё оказалось гораздо сложнее, чем я могла ожидать от сноба Воронова. Андрей относился к детям хорошо. Возможно, без фейерверка эмоций, но точно с вниманием, потому-то и сына сейчас зацепило. Потому что он тоже не ожидал.

— Он тебе нравится, да? — спросила тихо, догадавшись. — Андрей?

Степка вздохнул и уставился в потолок.

— Он мне лего купил. Сказал, что если я буду лучше учиться и не пачкать дневник, то купит конструктор гоночной модели «Феррари». Знаешь, мам, какой он дорогой? Мы с Юркой в торговом центре видели, двадцать тысяч стоит. Я потому у тебя и не прошу. А еще пообещал научить меня прыгать с вышки. Говорит, что это совсем не страшно, и я ему верю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

О конструкторе я не знала. Но поняла, что Степка позавчера, когда «папа» из фитнес-клуба вернулся, его первым в пакете нашел и вытащил.

— Ну вот, видишь. А ты говоришь, что не нравишься…

— А ты теперь всегда будешь с ним спать? — светло-карие глаза взглянули на меня по-детски честно и вопросительно. — Со мной не будешь?

Э-э, что? Щеки невольно покраснели, а голос ушел в глухоту. Если бы могла, то и взгляд бы от сына спрятала, да только куда его спрячешь от собственного ребенка? И ведь врать нельзя, дети это сразу чувствуют.

— К-конечно, буду! Это, э-м, случайно вышло! Мы разговаривали, разговаривали, а потом… — И когда это я стала при разговоре руками махать? — В общем, ну… там места больше, а вы с Сонечкой уже легли…

— Да ладно, мам, — как-то неожиданно по-взрослому ответил сын. — Я все знаю.

— Что, «всё»?! — я мысленно схватилась рукой за сердце и приготовилась упасть в обморок.

— Ну все. Про детей и вообще…

— Откуда? — выдохнула еле слышно.

— Слышал от старших мальчишек в школе. Только я не понял «как» надо спать, чтобы появились дети.

О-о, слава богу!

То есть, только не это! Мой ребенок взрослеет, а я не знаю, что делать!

Я встала и наставила на сына палец. Но грозить не стала — духу не хватило, глядя в наивные и любопытные глаза. Лишь пообещала, взяв себя в руки:

— Степ, мы обязательно об этом поговорим. Позже! А сейчас Сонечка проснется, я лучше пойду на кухню, приготовлю завтрак.

Степка сел в кровати и поджал под себя ноги.

— Мам?

— Что? — я остановилась.

— Он нам нравится — дядя Андрей. И Рита говорит, что он хороший.

— И… что? — осторожно поинтересовалась.

Степка отвернулся к окну и задумчиво пожал плечами.