— Да-да, — кивнул режиссер, — и усы зачем-то такие же наклеили. Вот он и стал похож. А так-то он не похож, совсем даже не похож…

97

— Ну, будь по-вашему, — миролюбиво согласилась Маргарита Николаевна. — А можно… извините, может, это глупо, но… можно потрогать вас за усы?

«Разрешить или нет? — забеспокоился Шара. — Вроде здесь ничего такого… Ничего опасного. Пусть, наверно, трогает. Все равно время надо тянуть, так что придется чем-то ее занимать…»

— Ну, потрогайте, — тихо сказал режиссер.

— Спасибо, — прошептала девушка и потянулась своими длинными пальцами к его усам. — Вы меня простите, я просто никогда не имела дела с усатыми мужчинами… Вот просто — никогда! И у меня страсть появилась, еще когда мы с вами на скамейке познакомились — до смерти захотелось дотронуться до ваших усов. Но тогда я не посмела. А сейчас… — Тут Маргарита Николаевна замолчала и осторожно прикоснулась рукой к жесткой щетке над верхней губой Шары. — О! — простонала она.

— Что «о»? — нервно поинтересовался режиссер.

— Как же они прекрасны… — прошептала девушка.

— Кто?

— Ваши усы… Я и не думала, что они такие, такие… У меня слов нет, какие они… Я представляю, какое удовольствие — целовать усатого мужчину…

К Шаре неожиданно вернулось его чувство юмора:

— Я никогда не целовался с усатым мужчиной, так что ничего по этому поводу не могу вам сказать.

— Ха-ха-ха! — заливисто захохотала Маргарита Николаевна. — Какой же вы чудный, смешной, замечательный… — заговорила она, отсмеявшись. И вдруг резким движением припала к губам режиссера.

Шара выпучил глаза от неожиданности.

«Не отвлекающий ли это маневр? Она меня целует, а тем временем кто-то подкрадывается — и…»

Режиссер стал бешено вращать глазами, но скоро убедился, что в павильоне по-прежнему никого не было.

Маргарита Николаевна была до крайности увлечена поцелуем: она плотно прикрыла глаза, энергично двигала губами и издавала еле слышное постанывание — какое-то утробное, как показалось Шаре, словно доносящееся из самого ее чрева.

Когда режиссер почувствовал горячий верткий язык Маргариты Николаевны, у него закружилась голова. Его мысли приняли неожиданный для него самого оборот: «Что ж, умереть, целуясь с такой страстной красавицей, — это, пожалуй, не так уж и плохо… А еще лучше было бы, если бы дело у нас успело зайти дальше поцелуев…»

Словно прочитав его мысли, Маргарита Николаевна оторвалась от губ Шары, заглянула ему в очки своими огромными глазами и стала нежно гладить одной рукой по его щеке, по уху, подбородку. Другая рука тем временем расстегнула несколько пуговиц на рубашке режиссера и стала ощупывать его тело.

— Знаете, — робко улыбнулся Шара, — это первый раз, когда девушка перед поцелуем даже не попросила меня снять очки…

— Вы мне нравитесь в очках и усах, — проворковала Маргарита Николаевна и вдруг провела языком по левой стороне лица режиссера: от челюсти до глаза. Шара чуть не задохнулся от восторга, тотчас почувствовав в себе острое желание. Немного смутившись, он попытался закинуть ногу на ногу, но не смог. Под воздействием манипуляций перегнувшейся к нему со своего стула Маргариты Николаевны он уже практически сполз на пол.

Мысли Шары окончательно приняли совсем не то направление, в каком текли весь день до этого момента: «Вот уж не думал, что до этого дойдет… А если она увидит?.. Ну и пусть. Чего она ожидала?.. А если она не только ожидала, но и хотела этого? Если она и впрямь меня хочет? Хочет! Здесь и сейчас! Вот так дела! Кому рассказать — не поверят… Боже мой, она уже полностью расстегнула мне рубашку! Нет, если я ее сейчас не возьму, никогда себе этого не прощу! Возьму — а потом хоть трава не расти…»

98

Шара больше не в силах был сопротивляться охватившему его приливу возбуждения. Привстав с кресла, он схватил Маргариту Николаевну и буквально взвалил ее себе на колени. Девушка захохотала, а режиссер уже лез ей под блузку, ощупывал грудь, одновременно пылко и неуклюже целуя в шею. Маргарита Николаевна запрокинула вверх голову, зажмурилась, покусывая губы, постанывая и испытывая, казалось, неизъяснимое блаженство…

И тут послышались чьи-то быстрые шаги. Маргарита Николаевна соскочила с колен Шары, одернула на себе одежду и встала за кресло, на котором продолжал сидеть разгоряченный режиссер.

Это был Шафт, впервые Шара почувствовал, что не рад видеть своего верного помощника. Сознание того, что он сам велел негру явиться в это время, только усугубляло раздражение Шары.

— С массой все в порядке? — спросил Шафт, подозрительно глядя в лицо режиссера, на котором блуждало выражение крайней досады.

— В порядке, в порядке, разве не видно! — зло заговорил Шара. — Зачем вообще так врываться?

— Масса сам просил. — Негр развел руками.

— Мало ли чего масса просил… Тебе следовало заглянуть тихонько в щелочку, убедиться, что масса занят, и на цыпочках уйти прочь… Неужели даже на это не хватило ума?

— Масса не давал таких указаний, — тяжело покачал головой Шафт.

— А сам ты ни до чего не можешь додуматься?

Растерянный негр не знал, что ответить, и предпочел сменить тему:

— А женщина? Масса говорил, чтобы Шафт напомнил ему насчет женщины…

— Да что ты мелешь?! — замахал на него Шара. — Надо больно — о женщинах с тобой говорить… С женщинами я, милый друг, и сам как-нибудь разберусь…

Шафт окончательно помрачнел. Не в силах больше смотреть на трясущегося от злобы режиссера, детина наконец поднял глаза на стоящую в стороне Маргариту Николаевну и в ту же секунду буквально ахнул.

Никогда еще Шафт не встречал настолько красивой женщины, даром что Москва была полна самых прелестных девушек со всей планеты. Однако эта… эта… богиня превзошла всех, кого Шафт когда-либо видел или воображал себе. Негр почувствовал, что впервые в жизни у него задрожали руки, он еле удержался от того, чтобы не рухнуть на колени перед этой неописуемой красавицей…

— Ну, чего уставился? — прикрикнул на актера Шара.

Негр будто очнулся.

— Да, да, Шафт уходит, — пробормотал он, и, не найдя в себе сил, чтобы бросить еще один взгляд на ослепительно сияющую богиню, африканец развернулся к выходу.

Но тут случилось то, чего никак не ожидал ни Шара, ни тем более Шафт.

Маргарита Николаевна, увидев, что негр собирается уйти, вдруг быстро настигла его и дотронулась рукой до его полуобнаженного плеча (Шафт предпочитал носить футболки).

Пораженный актер обернулся и вытаращил свои глаза-блюдца на улыбавшуюся девушку.

— Простите, вы ведь артист Шафт? — проговорила она, зачарованно глядя в лицо смоляного атланта.

— Это есть я, — еле слышно подтвердил актер и робко кивнул.