Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто пришел?
Вместо ответа экономка указала глазами на дверь спальни и приложила палец к губам.
– Фаина Викентьевна, да что за секретность?
– Красивая молодая женщина. Я говорю так тихо, чтобы не тревожить Конкордию Яновну.
– Вот это правильно, Кору лучше не тревожить. Проводите даму в гостиную, попросите подождать и предложите кофе. Я буду через десять минут.
Ровно через десять минут умытый и причесанный Герман фон Бекк вошел в гостиную собственного дома и застал вчерашнюю гимнастку за поеданием сухого печенья. Подобрав под себя ноги и удобно расположившись в кресле, она обкусывала по краю передними зубками плоские кругляши, разглядывала серединку и только потом отправляла ее в рот и запивала кофе. Герман отметил про себя, что в этот момент она походит на деловитую белку, а вслух произнес:
– Доброе утро, мадемуазель Элла. Рад вас видеть. Что вас привело ко мне в столь ранний час?
Гимнастка спустила ноги с кресла, отодвинула чашку и бойко ответила:
– Разве я могла не прийти к вам после того, что вы для нас вчера сделали? Мы с Вилли ваши должники. Скажите, мы можем чем-то вас отблагодарить?
Герман вежливо улыбнулся и присел в кресло напротив, наблюдая, как экономка вносит в комнату еще одну чашку кофе и ставит перед ним на стол. Отпив ароматный напиток, поставил чашку на блюдце и проговорил:
– Я планирую снимать фильму, и если бы вы, мадемуазель, согласились на роль главной героини, я считал бы все вопросы между нами решенными.
– А что за роль?
– Сейчас, к сожалению, я не располагаю временем, чтобы все обсудить. Давайте встретимся сегодня после представления, и я расскажу подробно. Я буду ждать вас возле цирка.
Нахмурив брови и озабоченно взглянув на собеседника, девушка проговорила:
– Ну не знаю, получится ли у меня сбежать от Вилли.
– Что-нибудь придумайте, вы же толковая барышня, – пустил в ход все свое обаяние Герман фон Бекк. – И бесстрашная. Как раз такая героиня мне и нужна для съемок.
– А вот льстить не нужно, вам не идет, – отрезала гимнастка.
– Не думайте, я не собираюсь эксплуатировать вас даром, – зашел с другой стороны владелец кинофабрики. – За съемки я плачу хорошие деньги. Вы же не прочь заработать?
– Ладно, ждите меня у цирка. Только не у выхода, поставьте авто за углом. Чтобы вас никто не видел.
– Вечером увидимся, я с вами не прощаюсь. Фаина Власовна, – обратился фон Бекк к экономке, – проводите мадемуазель Ковалли.
Гимнастка поднялась и, грациозно изогнувшись, протянула хозяину руку для поцелуя. Герман припал губами к тонкой девичьей кисти и, сдержанно поклонившись, вышел из гостиной. Вернувшись в спальню, он с умилением взглянул на розовое личико спящей подруги, подумав, что не променял бы свою взбалмошную, но искреннюю Конкордию на сотню меркантильных циркачек.
Стараясь не разбудить любимую, на цыпочках вышел из спальни и двинулся в столовую. Плотно позавтракав, прихватил кофр с камерой, спустился в гараж, завел авто и тронулся в управление. По дороге вспоминал Конкордию, ее милое лицо и звонкий смех и, останавливаясь на площадке перед зданием сыска, поймал себя на мысли, что глупо улыбается, точно влюбленный школяр. Согнав с лица мечтательное выражение, напустил на себя серьезность и, подхватив аппаратуру, двинулся к Чурилину.
Приблизившись к кабинету шефа, услышал зычный голос ротмистра Шалевича, а заглянув, увидел и его самого, что-то горячо втолковывающего угрюмо молчащему Чурилину. Стоило фон Бекку войти, как ротмистр тут же ехидно пропел:
– А вот и он сам! Полюбуйтесь-ка на нашего красавца! Ну-у, Герман Леонидович, не ожидал от вас! Выставили меня круглым идиотом. Это же надо такое сказать: я – и лица не признал! Да чтобы я спутал с кем-нибудь этого циркача-прохиндея, этого Эжена Ковалли!
Чурилин обернулся на вошедшего и, поздоровавшись, угрюмо проговорил:
– Герман Леонидович, успокойте меня, скажите, что ротмистр не натворил в цирке дел.
– Я? – возмутился Шалевич. – Да это не я, это фон Бекк дел натворил! Вчера подрался прямо перед «Яром»! И это все Конкордия. Ее тлетворное влияние.
– Уже донесли? – усмехнулся фон Бекк.
– А как же! – обрадовался ротмистр. – Сегодня утром швейцар из «Яра» с докладом прибежал, а он агент надежный, врать не станет.
Чурилин обернул на Германа страдающее лицо и сухо осведомился:
– Герман Леонидович, это правда?
– Не стану отрицать. Но, смею вас заверить, Конкордия Яновна здесь ни при чем.
– Вот видите! – злорадствовал Шалевич. – Фон Бекк подтверждает мои слова! Я докажу, что ничего не спутал, что Эжен Ковалли жулик, каких поискать! И карточный шулер! Василий Степанович, лучше прикажите провести расследование и выдайте соответствующее постановление, а то ведь сам стану копать под этого Ковалли, и это всем нам боком выйдет. Имейте в виду, я все буду валить на вас, и вам, Василий Степанович, первому от начальства достанется.
Чурилин махнул рукой, обреченно проговорив:
– Ладно, Болеслав Артурович, идите, расследуйте. Сами составьте бумагу и принесите на подпись.
– Я машину возьму? – уже от дверей обернулся ротмистр.
– Нет, не возьмете. Мне самому понадобится, – сухо откликнулся консультант.
Презрительно взглянув на фон Бекка, ротмистр покинул кабинет, и начальник Следственного отдела поднял глаза на оставшегося подчиненного.
– Ну, Герман Леонидович, а теперь рассказывайте подробно, что у вас произошло?
И Герман фон Бекк, усевшись на стул, подробно поведал о событиях вчерашнего дня.
– С Шалевичем все понятно, он полжизни в полку провел, а от вас я, признаться, не ожидал, – хмуро обронил Чурилин, исподлобья разглядывая собеседника. – Затеяли драку с циркачом! И где? В самом центре города! А потом – стыд и позор – дали взятку должностному лицу!
– Зато Элла Ковалли питает ко мне благосклонность и готова сниматься в фильме. А это означает, что мы сможем предъявить ее для опознания Савве Мамонтову.
– Да, но какой ценой? Ценой дискредитации сотрудника сыскного управления! Ведь вы, хоть и нештатный, а сотрудник! Консультант! Ну что вы сидите? Снимайте трубку, телефонируйте Мамонтову, договаривайтесь с ним на вечер, что приведете к нему предполагаемую воровку.
Глядя себе под ноги, фон Бекк молчал, мужественно снося испепеляющий взгляд Чурилина.
– Вот только не говорите, что у вас нет номера Саввы Ивановича.