– Он был бы хорошим Императором?

– Здесь мнения расходились. Отец считал, что да… И я тоже. Многие его любили, но кто-то, напротив, говорил, что ему не хватало качеств младшего брата. У Ренэфа тоже есть своя харизма. Воины идут за ним. Но он слишком печётся о своём авторитете и любит вселять страх.

– Для военачальника это хорошо.

– А для Владыки?

– Этого недостаточно, хотя бывали и такие.

– Вот и я так думаю… а потом вспоминаю о том, как ничтожно мало могу я сама. Остаётся лишь надеяться, что мудрость Ваэссира поможет мне. И что отец будет править ещё очень долго.

– На это мы все надеемся, – кивнул Нэбмераи. – Но ты зря не веришь в выбор Владыки, не веришь в себя. А ведь твой отец зрит в самую суть.

Анирет с сомнением посмотрела на воина, раздумывая, сказать или нет, а потом всё же призналась:

– Я просто боюсь. Я никогда не хотела власти. Даже сейчас… я бы так хотела остаться здесь, учиться таинствам Таэху, участвовать в древних ритуалах, соприкасаться со Знанием ушедших эпох, в которые наше государство и наш народ стали именно такими, – она смутилась своей откровенности и покачала головой. – Не знаю, зачем я говорю это тебе.

– Потому что мы хотели быть честными, узнавая друг друга, – мягко ответил Нэбмераи и чуть сжал её руку в своей ладони. – Я вижу перед собой девушку, в которой некоторым сложно разглядеть что-то особенное, потому что это особенное долго скрывали от неё самой.

«Что ж, он и правда честен, – с грустью подумала Анирет. – Ему тоже сложно разглядеть во мне что-то…»

Голос Нэбмераи прервал её мысли:

– И я вижу Императрицу, которой эта девушка может стать, когда раскроется. Сила, что до поры не осознаёт себя сама, подчас сияет ярче той, что гордится собой.

– Поверю мудрости Таэху… – вздохнула царевна и благодарно сжала его руку в ответ.

Некоторое время они молчали. Наконец Анирет указала во двор полуразрушенной крепости.

– Всё же удивительно, как по-настоящему выглядит эта иллюзия, – сказала она. – Как будто два места полноправно существуют в едином пространстве.

– Почти так и есть. Но дядя объяснит тебе всё это куда как лучше, чем я.

– Не думаю, что стоит отвлекать Верховного Жреца своим любопытством, – смущённо заметила царевна.

– Я бы и рад рассказать тебе, но не очень силён в теории. Для нас это так очевидно, что мы и не задумываемся особо… Четыре каменных стража охраняют полуразрушенную крепость, существующую как бы в своём времени. А то, что есть в нашем времени, лежит и здесь, и немного не здесь. Но в действительности, как ты и сказала: два места полноправно существуют в едином пространстве. Это – не иллюзия в общепринятом понимании.

– Не то, чтобы стало понятнее… но спасибо, что попытался объяснить и удовлетворить моё любопытство, – улыбнулась Анирет.

– Спроси о чём-нибудь более приземлённом, – усмехнувшись, предложил Нэбмераи.

– У меня и правда много вопросов… но не всё можно обсудить в один вечер, – покачала головой царевна и добавила: – Два места в едином пространстве… такое возможно и в пространстве одного сердца. Твой дом так легко стал моим. Пусть и мой станет твоим, насколько только возможно, Нэбмераи.

Воин посмотрел ей в глаза.

– Не всё в один вечер, – мягко повторил он её слова. – Но я иду с тобой с открытым сердцем, Анирет.

Эта ночь не была ознаменована единением, но они стали ближе друг к другу на целый шаг.

Глава 12

3-й месяц Сезона Всходов

С момента возвращения из безвременья Хэфер избегал смотреть на своё отражение, некой частью своего сознания боясь, что не узнает себя. Ему было достаточно знать своё новое тело на ощупь – каждый из заживших швов, искусно наложенных бальзамировщиками. Да, он был иным, чем помнил себя, и почти смирился с этим. Но сейчас, пока Перкау тщательно осматривал царевича, проверяя, не слишком ли тот перетрудил мышцы, Хэфер терпеливо ждал и обдумывал, стоило ли задавать вопрос, который он каждый раз никак не решался озвучить.

Бальзамировщик, казалось, остался доволен.

– Исцеление идёт своим чередом и даже немного быстрее, чем я ожидал. Но ты всё же чрезмерно усердствуешь, Хэфер. Будь осторожнее, – мягко укорил его жрец.

– Я стараюсь помнить все твои предупреждения, мудрый Перкау. Что ж, значит, буду ещё осторожнее впредь, – улыбнулся царевич, одеваясь. Мысль его зацепилась за слова «быстрее, чем я ожидал». И он решился спросить: – Как ты полагаешь… когда я верну себе подвижность и силу, хотя бы близкую к прежней?

Перкау посмотрел ему в глаза и вздохнул. Жрец не собирался лгать или излишне обнадёживать, и потому с ответом не спешил. Хэфер осторожно повёл плечами, привычно чувствуя неприятное прощёлкивание где-то в глубине спины. Его позвоночник казался окостеневшим, лишённый своей обычной гибкости. Рёбра до сих пор не раскрывались до конца для вздоха – то ли не хватало силы в мышцах, то ли это был новый предел его грудной клетки. Правая нога даже при небольшом неудачном шаге болезненно выворачивалась под странным углом от бедра, но, чтобы научиться владеть телом заново, Хэфер упрямо ходил без трости. Руки не поднимались до конца, и царевич был вынужден соизмерять свои усилия, чтобы не потерять сознание в неподходящий момент. О беге он даже не вспоминал, а в воду не рисковал заходить глубже, чем по пояс, – что уж говорить о попытках поплавать. После отдыха, прежде чем подняться с ложа, он вынужден был немного разминать ступни, чтобы те безболезненно могли выдержать его вес, и онемевшие руки. Если нужно было посмотреть по сторонам, ему приходилось чуть поворачивать весь корпус – шею замыкало где-то на полпути.

Да, Хэфер осознавал всё это, равно как и то, что он всё же дышал, ходил по земле, слышал голоса, видел яркость красок мира живых и слышал тайны древних мёртвых. Он был благодарен. И он ждал…

– Год или больше, – сказал Перкау, качая головой. – И скорее всего – прости, но… никогда не будет так, как прежде. То, что произошло… и то, что уже удалось…

– … является само по себе чудом, я знаю.

– Ты – Эмхет. Возможно, другой на твоём месте не сумел бы даже ходить, – бальзамировщик положил ладонь ему на плечо. – Мой друг, послушай. Ты просто… не видел себя тогда и не можешь оценить в полной мере, как много тебе на самом деле удаётся. Твоё новое тело – это произведение искусства, плод кропотливой работы всей нашей общины. Повторить подобное нам, пожалуй, уже никогда не будет под силу.

Хэфер медленно