– Ты знаешь… – выдохнула Тэра, и это не было вопросом.

– О том, что ты поёшь царевичу во время ваших прогулок? – Перкау заметил, как испугано распахнулись её глаза, и заверил: – Не беспокойся, темы ваших бесед не заботят меня. Всё идёт своим чередом.

Девушка недоверчиво посмотрела на него.

– Ты не осуждаешь меня? Не останавливаешь?

– Ты достаточно разумна, хоть и недостаточно осторожна.

– Я не могла не поддержать его, пойми. Отчаяние мешало его восстановлению. И я сказала ему, что видеть меня нельзя, – поспешила добавить Тэра. – Он не видел меня, честное слово!

– Глазами – нет, – терпеливо согласился Перкау. – Но и это только пока.

– Я не собираюсь показываться ему! – возмутилась девушка. – Я же знаю, что это слишком опасно – не только для меня, но и для всех нас. И я… – она помедлила.

– … боишься разочаровать его, – понимающе кивнул жрец. – Что ж, этот страх по-своему защищает тебя. Но позволь напомнить, что и говорить с царевичем ты изначально не собиралась, – он лукаво улыбнулся. – А теперь посмотри… ни дня без беседы по душам. Однако, вы оба проявляете удивительное для молодости терпение.

Девушка залилась краской, когда поняла смысл его последней фразы, но упрямо не отводила взгляда. Перкау покачал головой.

– Я по-прежнему не осуждаю тебя, – сказал он. – В народе говорят, будто Смерть владеет нами, служителями Ануи, настолько, что и токи Жизни в нас уже не идут по-прежнему. Однако же мы любуемся красотой нашей земли, вдыхаем воздух, вкушаем пищу… и любим. Но милая, – жрец вздохнул и обнял её за плечи, – Смерть не уберегает нас от боли, которая есть непременный атрибут Жизни. И я тоже не сумею уберечь тебя. Огонь Жизни иногда пылает так ярко, что способен не только обжечь, но даже расколоть смертную форму.

Тэра спрятала лицо на груди Перкау.

– Мне больно не видеть его, – шёпотом призналась она.

«А ведь будет ещё больнее», – с горечью подумал бальзамировщик и как можно мягче сказал:

– Однажды он вернётся в столицу и позже, дайте то Боги, благополучно взойдёт на трон. Нам просто не будет места в его жизни. И, возможно – пусть даже не сразу, а спустя много лет – но он всё же забудет этот храм.

– Когда он забудет храм, я буду уже так далеко…

Сердце Верховного Жреца сжалось, но это лишь укрепило его в своём намерении.

Да, он знал, какой попросит награды. И будь что будет, по воле Ануи…

⁂

Месяц в Обители Таэху для Паваха стал настоящей пыткой и тянулся, как целая вечность. У Анирет почти не было времени ни на что, кроме её обучения, и совсем редко она улучала минутку, чтобы проведать воина и немного поговорить. Она ничего не сообщала о том, чем именно здесь занималась, только осведомлялась о его самочувствии. Благодаря местным целителям чувствовал себя Павах действительно немного лучше – физически, но не разумом и сердцем.

Нельзя сказать, что в Обители было скучно, напротив. Среди ежедневных ритуалов были и такие, к которым допускались паломники, желавшие приобщиться к воззваниям к Владычице Таинств. Но Паваха эти воззвания скорее пугали, чем вдохновляли. Он не решался повторять слова гимнов. И без того бывшего телохранителя не покидало чувство, что взгляд Богини фокусировался на нём одном, выделял из общей толпы. В библиотеке, куда он был допущен, казалось безопаснее, но и здесь он не мог собраться с духом, чтобы искать сведения о том, что по-настоящему беспокоило его: о Проклятии Ваэссира – от легенд до реальных свидетельств.

Всё реже Павах общался с другими воинами царевны и с её служанкой Мейей. Как и Анирет, они были очарованы Обителью, и бывший страж чувствовал себя изгоем, не разделяя их умиротворения и не имея возможности ни с кем поделиться сокровенным.

Целителем, заботам которого Анирет доверила Паваха, оказался тот же жрец Таэху, что встретил их у Обители – Сэбни. Хотя самочувствие бывшего стража и улучшалось, регулярные встречи с Сэбни не были воину приятны, как и всё, связанное с искусством местных жрецов. Затея просить об исцелении служителей Аусетаар, опору и поддержку трона Эмхет, давно уже перестала казаться Паваху такой уж здравой.

Сэбни Таэху осматривал его долго и тщательно, каждый раз – в абсолютной тишине, изредка лишь прося занять то или иное положение и делая пометки в своём свитке. Иногда он приглашал других Таэху, и после они тихо совещались между собой. Сегодня собеседницей Сэбни стала средних лет жрица. Паваху уже порядком надоели таинственные беседы целителей между собой, и потому он прямо спросил:

– Так что со мной, мудрые Таэху?

Колкие взгляды двух пар холодных синих глаз обратились к нему. И как только Анирет могла находить общество Таэху приятным?!

– Эльфийский яд сыграл лишь небольшую роль в тяжести твоего состояния. Тело уже почти переработало его, – сказал Сэбни. – Твоя жизнь словно… утекает.

Павах не стал ни подтверждать, ни опровергать предположение целителя.

– Вы можете помочь? – спросил он по возможности спокойно, тогда как воображение его рисовало самые пугающие образы. Вдруг Хэфер, потерянный, блуждающий среди безликих теней и уже почти ставший одной из них, всё ещё тянулся к тому, кто предал его? Вдруг мёртвый царевич питался жизнью своего бывшего друга? По-своему это было справедливо, хотя и жутко. Но алчность призраков бесконечна, и утолить их голод никому не по силам. Вскоре Павах присоединится к своему бывшему господину в безвременье, лишённый и опоры, и памяти, и знания о себе…

– Для начала нужно понять, к кому она утекает, – заметил жрец.

Таэху понимающе переглянулись, что очень не понравилось воину.

– Так вы сумеете исцелить меня до конца? – без особой надежды повторил Павах.

– Дело не столько в умении, сколько в дозволении на то, – мягко объяснила жрица. – И ты… не совсем точно описываешь, как именно были нанесены твои раны…

Павах почувствовал, что под этими взглядами не сумеет сказать неправду, поэтому просто неопределённо покачал головой. Бремя лжи тяготило его. Здесь, в Обители Таэху, в доме Владычицы Таинств, бывший страж особенно ясно ощущал это. В его голову даже стали закрадываться мысли, что царевна позвала его с собой неслучайно. Возможно, Анирет давно догадывалась о том, что он совершил в пустыне, а теперь ловушка её кажущегося доверия захлопнулась. Отсюда не было выхода. Рельефная стена, окружавшая небольшой город, казалась сплошной, и только сами Таэху могли вывести гостей. Покровительство царицы не защитит его здесь. Даже сам Император не приказывал этому жреческому роду.

Внезапно Павах понял, что мысль о разоблачении перестала пугать его. Он очень устал