– Что?!

Влад выхватил Талмуд из рук библиотекарши. На правом поле страницы стояли две едва заметные вертикальные линии. Это был знак Сидорского, которым он помечал наиболее важные, на его взгляд, места.

– «…вывез магию из Египта в царапинах на теле», – вслух прочитал Влад. – Шаббат. Сто четыре «б» барайта.

– Кто? – нетерпеливо воскликнул Адриано, в свою очередь выхватывая книгу из рук Влада и бегая взглядом по странице. – Кто вывез магию в царапинах?

– Иисус Христос.

– Это ни талисманы, ни перстни, ни цепочки, ни жезлы, – говорил Влад, раскатывая воротник свитера так, чтобы спрятать в нем губы и нос. – Это «царапины». Что такое «царапины»? Шрамы? Или ожоги, сделанные при помощи печатей?

– Ожоги? – повторил Адриано, прислушиваясь к тому, как звучит это слово, и выискивая в нем затаенный смысл. – Ты хочешь сказать, что Иисус Христос нанес себе на тело некое магическое клеймо?

Они невольно ускорили шаг, и уже почти бежали в гостиницу, словно там, в номере, где когда-то жил профессор Сидорский, их ждал окончательный ответ на все мучившие их вопросы.

– Да, думаю, что клеймо в виде сложного знака, одним из элементов которого является «зеркальце Венеры».

– И где это клеймо могло стоять? На лбу? На плече? – раздумывая, сам себя спросил Адриано.

Влад вдруг остановился, встал перед Адриано и трижды медленно перекрестил его.

– Что ты делаешь? – вскинул брови Адриано.

– Обрати внимание на мою руку, – сказал Влад. – На иконах правая рука Христа изображена именно так: большой, указательный и средний пальцы сложены вместе концами, а безымянный и мизинец прижаты к ладони. Почему именно так?

– Три первых пальца обозначают Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого, – пояснил Адриано. – А пальцы, прижатые к ладони, – это Божеская и человеческая природы Сына Божьего.

– Все правильно, – ответил Влад и зашагал дальше. – Но есть у этой комбинации пальцев еще одно значение. Практическое.

– Выражайся яснее, не то я сейчас тебя тресну от любопытства!

– Древние иконописцы, зная об особенности правой ладони Христа, рисовали ее именно так. Они делали это для того, чтобы на ладони не было видно клейма.

– Ты отдаешь отчет своим словам?! – с возмущением произнес Адриано, впрочем, развить свое возмущение не смог.

Они миновали фойе, наполненное, как и несколько часов назад, тяжелыми звуками музыки.

– Что-то меня тут гложет, – сказал Влад, потирая ладонью грудь. – Какой-то осадок недоумения… Неужели только ради этого профессор за минуту до смерти закинул брелок в кусты?

Захлопнулись створки лифта. Кабина беззвучно устремилась вверх.

– Лично меня гложет чувство голода, – признался Адриано.

Они вышли в холл, свернули в пустынный коридор.

– Тем не менее народ потихоньку прибывает, – сказал Адриано, поводя носом. – Я чувствую запах курящего и уставшего от дороги мужчины. Он прошел здесь несколько минут назад.

– У тебя обострилось обоняние от голода. Скорее всего, здесь был кто-то из обслуживающего персонала. Только сумасшедший рискнет приехать в горный отель глубокой ночью.

– Наверное, ты прав.

Адриано первым зашел в номер. Влад, прежде чем закрыть за собой дверь, посмотрел в обе стороны коридора, прислушался.

Адриано принялся горстями поедать уже остывший картофель фри вприкуску с грибной пиццей. Влад ходил по комнатам и тер лоб.

– Что ж, цитата из Талмуда – это тоже немало. Царапины на теле… Но зачем Богу расписывать свое земное тело? Татуировки, пирсинг, экстремальная одежда – удел отнюдь не сильных, а слабых людей, у которых не хватает ни ума, ни способностей, чтобы выделиться в среде им подобных. Бог сам по себе является исключительной субстанцией, и он не нуждается в дополнительных знаках отличия.

– Считай, что ты меня убедил, – невнятно, с полным ртом, сказал Адриано, поглощая сырный рулет с ветчиной. – Сойдемся на том, что мы исследуем некоего человека, который лишь прикрывался именем Иисуса Христа… А ты почему не ешь?

Влад не ответил, вскинул руку, призывая Адриано к тишине. Откуда-то снаружи доносилось негромкое тарахтенье мотора. Влад вышел во вторую комнату и приблизился к небольшому окну, закрытому жалюзи с деревянными рейками. Взявшись за шнур, он поднял жалюзи. Отсюда открывался вид на пологий склон, кое-где поросший кустами можжевельника и молодыми соснами. На поляне, освещенной прожекторами, копошились рабочие. На первый взгляд могло показаться, что они просто чистят снег, но снегоуборочный комбайн был связан тросом с металлическим колом, вбитым в середину поляны, и двигался по окружности, вырезая в снегу контур кольца. По-видимому, персонал очищал замысловатую клумбу, контуры которой угадывались из-под снега. Должно быть, летом ее рисунок воспроизводили цветы разных оттенков, а сейчас – снег и угольно-черный порошок, который рабочие раскидывали лопатами. Этот круг вполне можно было использовать в качестве вертолетной площадки, если бы поляна не была наклонена. Гнутая линия, похожая на букву S, делила круг пополам, и одна его половина была снежно-белой, а вторая – черной.

– Круг Инь—Ян, – сказал Адриано, неожиданно оказавшийся рядом с Владом. – Этот символ для даосов имеет такое же значение, как Святой Грааль для христиан и Звезда Давида для иудеев. Правда, сейчас его лепят куда попало и кто попало. Этот круг можно встретить на рекламе напитков, бытовых приборов и, по-моему, нательного белья.

– Две половины образуют единое целое, – задумчиво произнес Влад. – Причем в белой половине есть маленький черный круг, а в черной соответственно белый. Первое воплощено во втором.

– Ты только не переживай и не дыши так часто, – предупредил Адриано, – но я тебе сейчас процитирую Гераклита. «Добро и зло едины. Бог – это день и ночь, лето и зима, война и мир, насыщение и голод» .

Влад повернулся к Адриано. Он не дышал часто и не казался слишком взволнованным.

– Все ясно. Теперь все ясно. Именно этот вид из окна профессор хотел утаить от тех, кто мог пойти по его следам. Круг Инь—Ян – вот классический пример божественного символа. У него две половины, две противоположности. Как выглядела первая половина на ладони человека, назвавшегося Сыном Божьим, мы теперь знаем.

– Разве? – недоуменно пробормотал Адриано и тотчас хлопнул себя по лбу. – Ну конечно же! «Зеркальце Венеры»!

– Совершенно верно! – Влад снова повернулся к окну, подышал на стекло и начертил на нем изогнутую, как капля, половинку круга. В ней жирной точкой обозначил маленький круг, а затем пририсовал к нему длинную ножку с поперечиной. Ножка, следуя контуру «капли», получилась изогнутой.

– Теперь мы знаем, почему в финикийском письме, высеченном на Бразильском камне, ножка у «зеркальца Венеры» была выгнута, как дуга, – сказал Адриано. – Ты не поверишь, но я так разволновался, что у меня напрочь пропал аппетит!