– И куда тогда делись эти черти? – Мозгалевского колотило мелкой дрожью. – А самое главное, откуда они взялись?

– Послушай, – генерал хрустнул пальцами. – Историю со снами мне предложил Сергун.

– Начальник ГРУ? Ты же говорил, что это тема СВР и ФСБ.

– Мы с Дмитричем дружили аккуратно, общение не афишировали. В нашей конторе подобные контакты не приветствуются. Так вот, все эти разработки они взяли под себя. Испытали, доложили президенту, засекретили. Естественно, начали приторговывать. Кто б мог подумать, что прах станет самым дорогим наркотиком не только для избранных, но и для буржуазной черни. Я только сейчас понимаю, что Игорь Дмитриевич помимо дивидендов с помощью своего профессора хотел получить контроль над высшими элитами, включая первых лиц. Ну вот и доигрался в мировое господство. В начале января его отравили, списали на обширный инфаркт. Потом исчезновение лаборатории и гибель нашего Мефистофеля.

– И что будешь делать? – Мозгалевский, удивленный пришедшему вдруг к нему внутреннему спокойствию, разлил остатки коньяка.

– Я уже усилил охрану проверенными ребятами, всю еду личный повар контролирует, в ресторанах не жру. С ним не расстаюсь даже в постели, – генерал похлопал по торчащему из скрытой кобуры «Глоку». – Я им не дамся и отравить себя не дам.

– А что нам делать с этими проклятыми снами?

– Надо потерпеть, недолго еще. Сталину осталось жить меньше двух месяцев, тебе, в смысле Берии, в худшем случае до декабря, если его сразу не шлепнули. А я что-нибудь придумаю, может, все само прекратится. Главное, понимать, что это всего лишь сны. Сны, понимаешь! Сны! Чтоб с ума не спрыгнуть, тоже важно. Помнишь мадам Пинкисевич? У которой муж хлебный король и могучий девелопер.

– Та бойкая бабища с твоего дня рождения?

– Она самая. Через три дня после нашего банкета ее драгоценного супруга задерживают прямо в Сочи и прямиком в Лефортово с целым букетом экономических статей. И начинают отжевывать бизнес. Супружница вместе с дочкой успевают сбежать на Кипр, благо свой самолет всегда под парами. Там она начинает развертывать эшелонированную оборону, замыкает все на себя, строит директоров, адвокатов, партнеров. Не баба, а танк. Я тогда справки навел, пытался помочь, но мне мягко намекнули не вмешиваться. Там личный интерес повара Путина. Повоевать, конечно, можно, но ведь мы воюем только за Родину и справедливость. – Красноперов заметил, как скривилась физиономия товарища от неуместного цинизма.

– А через две недели пошла наша боярыня на вечерний променад по побережью, охране приказала дожидаться у машины, на следующий день ее в одежде прибило к берегу. Я был уверен, что госпожу Пинкисевич исполнили. В пригожинском ЧВК отморозков хватает, по всему миру с убийствами гастролируют. Но оказалось, стопроцентное самоубийство. Ну, утонула и утонула, черт с ней, но…

– Она же тоже сны смотрела! – Мозгалевский яростно сдирал ногтем этикетку с пустой бутылки.

– В этом-то вся соль. Дней через десять после мадам Пинкисевич вешается Шумков у себя в офисе в Москва-Сити.

– Который хозяин «Олимпийского»?

– Тот самый. Удавочку из галстуков своих цветастых сплел. Понимаешь, он даже не повесился, он сам себя задушил. Он не хотел себя убивать. – Красноперов поморщился. – Что ты на меня так уставился? Он мозг свой хотел выключить. Если доступ кислороду перекрыть, то начинает отмирать теменная часть мозга, отвечающая за сны. Иными словам, гипоксия, как при инсульте. И сны человек больше не видит.

– Он спятил?

– Как тут не спятить? – генерал растер лицо. – Несколько суток не спал. Со слов охраны, закрывался по ночам, включал музыку на всю мощь и глотал какие-то таблетки. Собрался в Китай на операцию по блокаде теменной части мозга. Цивилизованная медицина оказалась бессильна. Еще бы! Пациента в овощ на операционном столе превратить. А узкоглазым хоть мозг оперируй, хоть суп из него вари. Сиренево. Но он все равно не успевал до казни.

– Какой казни?

– Емельяна Пугачева. Какой еще. Забыл, чьи он сны смотрел? Пуще смерти боялся, что его во сне четвертуют. Хотя не знаю, что лучше, лежать дохлым в пестрой шелковой клумбе или окончательно спятить, когда тебе сначала отрубят ноги, руки, а потом башку.

– Я за Мишу переживаю, – тяжко вздохнул Мозгалевский.

– Дергается?

– Нервы сдают. Постарел резко, осунулся, ходит – левой рукой трясет, словно парализованный. Закроется у себя дома и хлещет вино с водкой, потом бухой звонит мне и Фейхтвангера цитирует.

– Пусть пьет, главное, чтоб без наркоты. Миша – это тебе не сладенький олигаршонок, в петлю не полезет. Помоги ему, а я что-нибудь придумаю. Этот чертов профессор, пропади он пропадом со своим Мавзолеем! Будь моя воля, я бы этого старого беса с того света достал. – Красноперов сжал кулаки.

Мозгалевский, уже поднявшийся на выход, вдруг рухнул на табурет, не замечая протянутой руки генерала. На бледном лице вспыхнул нездоровый румянец, глаза заиграли злыми яростными всполохами безумия.

– С того света так с того света! – Мозгалевский хищно и жадно заглянул в глаза Красноперову.

– Что с тобой? – оторопевший генерал ступил на шаг от друга.

– Я вспомнил его! Вспомнил! Я достану его с того света! – твердил Мозгалевский, не обращая внимания на растерянность генерала. – Когда Гоглидзе приносил мне досье на врачей, там был он. Точно он!

– Ты бредишь, Вова. Откуда ему там взяться?

– Не знаю. Да и какая разница. Как же его фамилия-то? Он еще Ленина бальзамировал. Борский, Горский… Збарский! Да, Збарский! Сука Збарский. Считай, мы его поймали!

– А ведь реально похож. – Красноперов недоуменно рассматривал в смартфоне портрет главного советского чучельника. – Ну, ладно, пусть даже это не совпадение, а какая-то жуткая мистификация, но как ты к нему попадешь? Во сне мы лишены воли действий.

– Есть же управляемые сны, осознанные сновидения или как их там? – Упрямая надежда все прочнее укреплялась в Мозгалевском.

– Ты серьезно в это веришь? Мне кажется, это полный бред.

– Неизвестное – не значит невозможное, Георгич. Кто бы мог поверить в дримтриппинг?

– Тоже верно, – Красноперов пожал плечами. – Ищу специалистов?

– Один раз нашел, спасибо. Сам найду, если такие есть в природе.

– Даже если ты найдешь Збарского, что будешь с ним делать? Профессор попросту решит, что атомный маршал спятил.

– Вить, чем мы глубже погружаемся в этот адский бред, тем он мне кажется более логичным и стройным. Каждая задача имеет свое решение, а каждый абсурд вытекает из строгой формулы. Мы словно заложники чужого квеста. Значит, здесь случайностей быть не может. И то, что Збарский оказался копией нашего раздавленного Мефистофеля, это подсказка, которая поможет найти выход. Надо просто уметь видеть знаки. Збарский – это наше спасение!