– Нужник, что ли? Прямо посреди коридора?

– Нет. Так называют дыру, в которую сбрасывают трупы. Ты же знаешь, государственных преступников не хоронят. Они гниют там. Время от времени яму чистят, но, похоже, давно этим не занимались.

– А, – коротко отозвался Брайс. Кажется, он побледнел сильнее, хотя, казалось, дальше уж некуда.

Яннем некоторое время молчал. Думать нельзя, думать опасно. Он стоял на распутье, перед ним лежали две дороги, и обе вели к гибели, только разными путями и в разный срок. Яннем знал, что в любом случае пожалеет о сделанном выборе независимо от того, какой дорогой пойдет. Поэтому думать нельзя. Думать бессмысленно. Такие выборы делаются не умом, а сердцем.

– Я точно не знаю, куда эта яма выводит. Но наверняка за стену дворца, а возможно, что и за стену города. Скорее всего. Ведь не будут же в стенах уничтожать несвежие трупы, это может кончиться эпидемией. Там высоко, футов двадцать, но другого пути нет. Здесь уже можно использовать магию, ты сумеешь смягчить падение.

– Я не понимаю, – сказал Брайс, но по его пристальному, внезапно вспыхнувшему взгляду Яннем видел, что все он прекрасно понимает.

– Как окажешься за стеной, – не ответив ему, продолжал Яннем, – сразу беги. Спешить я не стану, но мне придется послать погоню. И после тех репрессий, что я в последнее время устроил, стражники будут стараться изо всех сил. Тебе придется обмануть их. Думаю, ты сумеешь, я прослежу, чтобы среди преследователей не оказалось сильных магов. Вот. – Яннем вложил ему в руку тугой кошель, сбросил меховой плащ, в котором пришел сюда, и накинул Брайсу на плечи. – Не потеряй, ночами еще подмораживает. Добудь себе лошадь, но не задерживайся нигде. И главное, самое главное, Брайс, – никогда сюда не возвращайся. И не давай мне знать, куда отправился.

– Ты совершаешь ошибку, – негромко проговорил Брайс.

– Нет. Это, конечно, безумие. Но не ошибка. Что бы ни случилось потом, как бы ни обернулось, даже умирая, я не буду считать это ошибкой. А теперь иди. Я велел караульным нас не беспокоить, но они могут нагрянуть сюда в любой момент.

Брайс встал, и Яннем помог ему, отметив, что брат уже куда тверже держится на ногах. Вместе они прошли в конец коридора и остановились над зияющей черной дырой без дна и просвета. Дыра источала чудовищный смрад. Брайс скривился, часто заморгал, потом резко выдохнул, прикрыл глаза и задвигал губами, шепча заклинание. «Он мог бы сейчас обрушить эти стены нам на голову. Мог бы сжечь меня файерболом, как того имперского генерала. Мог бы…» Фантазия Яннема не успела зайти дальше – Брайс закончил создание воздушной подушки на дне ямы, которая позволит ему перенести прыжок, и повернулся к брату.

– Я вернусь, – сказал он. – Ты просишь не возвращаться, но я все равно вернусь. Это мой дом. И да помогут нам обоим Светлые боги, когда это произойдет.

– Да помогут нам обоим Светлые боги, – повторил Яннем.

Брайс смотрел на него еще мгновение. Коротко кивнул.

Потом спрыгнул в зловонную яму и растаял во тьме.

За свою недолгую жизнь Брайс сбегал из королевского замка множество раз. Иногда с Яннемом, чаще один. Иногда возвращался сам, иногда его ловили и сурово наказывали. Но никогда прежде от этого побега не зависела его жизнь.

Он ни мгновения не сомневался в том, что Яннем сдержит слово и пошлет погоню. Возможно, ему даже не понадобится изображать перед стражей гнев, потому что, вопреки его заверениям, Брайс знал, что Яннем пожалеет о своем поступке. Пожалеет очень скоро и очень сильно.

Поэтому Брайс поступил так, как поступают все беглецы: отправился туда, где его будет невозможно найти. А именно – на земли Империи людей.

Он безо всякого труда пересек границу, пробравшись под покровом ночи через ту самую брешь в линии Гинзбурга, которую всего две недели назад использовал в своей последней большой битве. Брешь охранялась, но не слишком зорко, и Брайс, использовав не самое сильное заклинание, без труда отвлек внимание караульных. Это одновременно разозлило его и причинило глухую боль: он уходил, бросая на произвол судьбы укрепления и страну, которую поклялся защищать, понимая, что так много еще не закончено, столь о многом следовало позаботиться – а он больше не может ничего сделать. Пройдя первую лигу по землям Империи, лежащим по ту сторону границы, Брайс несколько раз останавливался и оборачивался, кутаясь в плащ Яннема на ледяном ветру и в бессилии глядя на огни бесполезной летцины. Если он так легко здесь пробрался, то и имперцы пройдут. И теперь они уже не бросятся на перевал Конрада в расставленную ловушку, пойдут вдоль подножия гор в обход, на равнину, а там…

Но он ничего не мог сделать. Яннем велел ему не возвращаться, и Брайс слишком хорошо понял, что это означает: стоит ему вернуться, и он мертвец.

Потому в конце концов он перестал оглядываться.

По ту сторону границы его ждала пустошь – выжженные поля, разоренные деревни, брошенные хутора и заблудившаяся скотина, бродящая по голой, черной от пожаров земле. И все это было делом его собственных рук. Брайс смутно помнил, как проносился здесь на боевом коне с воздетым мечом, который, хоть и не был проклятым Серебряным Листом, все же нес в себе зерно Тьмы. «Зачем я все это сделал?» – в изумлении думал Брайс, ступая по хрустящему пеплу и перебираясь через поваленные изгороди, оглядывая давно остывшие тела в лужах засохшей крови, которые лениво клевало уже насытившееся воронье. Он помнил свою ярость, то, что им двигало в тот момент: прочь с нашей земли! не смейте посягать на Митрил! так будет с любым, кто поднимет на нас оружие! Но эти крестьяне, чьи трупы гниют теперь на невспаханных полях, с которых едва начал сходить снег, – разве это они пришли в Митрил с огнем и мечом? Голову того, кто это сделал, Брайс бросил под ноги своего сюзерена. И все, кого имперский генерал привел с собой, тоже мертвы. Так почему же ему оказалось этого мало? Почему он не остановился?

Эти мысли заставляли Брайса содрогаться. Чем дальше он уходил от Митрила, от Эрдамара и источника Тьмы, который остался там, словно осиротевшее дитя, тем больше прояснялся его разум. И тем острее Брайс понимал, к какой чудовищной черте подошел вплотную… и, кажется, даже самую малость заступил за нее.

И хотя он сумел избегнуть расплаты, похоже, Митрилу придется расплачиваться за него.

Разоренные земли тянулись на две или три лиги к югу, до ближайшего города, у стен которого Брайс решил повернуть назад – сил его армии недоставало, чтобы штурмовать хорошо укрепленное поселение. Город звался Дальвей, и сейчас там вовсю кипела жизнь – так, как может она кипеть только в городе, оказавшемся в прифронтовой зоне. В Дальвей стянули войска трех ближайших провинций, ежедневно продолжавшие прибывать; улицы запрудили солдаты, расквартированные во всех корчмах и тавернах, так что случайному путнику было совершенно невозможно найти не то что свободную комнату, а хотя бы угол в сарае. В воздухе гудел несмолкаемый грохот от боя сотен молотков – в кузницах непрестанно, в три смены, трудились оружейники, выковывая оружие и доспехи. У городских ворот раскинулись палатки вербовщиков, и вокруг них толклись длинные очереди мужчин, жаждущих записаться в ополчение. Это были большей частью те, кого внезапная война двух человеческих королевств согнала с насиженных мест, лишила дома, достатка, родных; но так же и те, кого возмутила и оскорбила дерзость какого-то жалкого горного королевства, посягнувшего на священные границы Империи людей. Такая дерзость непростительна, ее следовало покарать.