Теперь уже тряслись не только руки, ее всю колотило. Она закуталась в шаль, немного подумала и спрятала паспорт в такое место, где Слава его ни за что не найдет. Включила чайник, заварила крепкий чай, положила в чашку три ложки сахару и ломтик лимона, вернулась в комнату Лики и снова села в креслице, примостив горячую чашку на коленях и обхватив ее руками. Дрожь постепенно стихала.

Нет, ни за что на свете она не допустит, чтобы Слава ее бросил. И не сказать, чтобы она очень уж любила мужа и не мыслила своей жизни без этого мужчины. Слава закрытый, холодный, неласковый, и сам ничего не рассказывает, и Алене вопросов не задает, не интересно ему, что у нее на сердце, рядом с ним она не чувствует душевного тепла. Конечно, к Алене он относится хорошо, балует ее и Лику, потакает капризам, решает все проблемы, начиная от потекшего крана в ванной и заканчивая самой квалифицированной медицинской помощью, но все это без улыбки и ласкового слова. Муж не откровенничает с ней, ничего не рассказывает о работе, ничем не делится, не ведет с Аленой длинных уютных разговоров по вечерам за чашкой чая. Сначала она относилась к этому как к должному, потому что муж на серьезной работе, занят, устает, зато много зарабатывает и полностью обеспечивает ее и ребенка. Но когда начались еженедельные поздние возвращения со словами, что Забродин проводил совещание, она впервые забеспокоилась, потому что представила себе, что будет, если он ее бросит. Дело явно пахнет женщиной, это она еще тогда почуяла. А что Алена может? Профессии нет, доходов нет, конечно, Слава будет давать деньги, он человек порядочный, без алиментов не оставит, но ведь она совсем ничего не может сама, она так разбаловалась, что не умеет решать самые элементарные проблемы. Даже не знает, по какому телефону такси вызывать, и когда ее машина в сервисе, обращается к мужу, который тут же нанимает ей водителя с машиной на весь срок ремонта или берет для нее автомобиль напрокат. Сам все делает и все организовывает. Ей даже в голову не приходило поинтересоваться, кому надо звонить и что говорить, когда, например, вырубается электричество. Она звонила Славе, и через короткое время появлялись специально обученные люди, которые все устраивали.

Нет, нельзя позволить Славе уйти. Черт с ними, с супружескими отношениями, не так уж это важно, а вот удобства, комфорт, деньги, сервис… Не готова Алена Суханова этим жертвовать. А Слава? Как он относится к перспективе развода? А вдруг он об этом подумывает? Значит, теперь самое главное – не дать ему повода даже помыслить о возможности уйти из семьи. Никаких скандалов, никаких выяснений отношений. Она будет тиха и мила.

Но кровь этому бабнику все-таки попортит. Пусть покрутится да подумает, стоят ли его пошлые связи на стороне таких нервных затрат.

Она допила чай, поставила чашку на пол и задремала. Но очень скоро проснулась: послышались шаги в коридоре, Слава встал, он поднимается в половине седьмого. Алена потрясла головой, чтобы прогнать остатки сна, пощупала дочку – нет ли температуры, поцеловала ее в бархатную щечку и отправилась на кухню готовить завтрак.

– Как Лика? – спросил Слава первым делом.

– Ничего, кажется, получше. Температуры нет.

– Я пришлю опытную медсестру, она часам к девяти подъедет. И с Колоницким созвонюсь, пусть приедет посмотрит.

Колоницкий был известным педиатром, на прием к которому записывались загодя, если вообще пробивались, но Слава нашел ходы к медицинскому светиле, и лечение Лики доверяли только ему. Разумеется, небезвозмездно.

Больше он не произнес ни слова, пока не закончил завтрак. И Алена с разговорами не приставала. Муж собрался уходить, зашел в гостиную за пиджаком. Она вся подобралась, приготовилась. Спохватится или нет? Обнаружит пропажу сейчас или позже?

– Алена! – послышался его голос. – Ты у меня из пиджака документы не брала?

Ну вот. Теперь надо сыграть как следует.

Она торопливо вышла из кухни.

– Документы? Какие?

– Брала или нет? – Она даже испугалась, такой у мужа был голос. Ни разу за все десять лет Алена Суханова ничего подобного не слышала.

– Да ты с ума сошел! – Ей удалось изобразить возмущение. – С каких это пор я у тебя по карманам шарю? Славик, успокойся, подумай, куда ты мог положить документы? И почему они не в папке?

Вот так, правильно. Он же сказал «документы», следовательно, бумаги, это первое, что приходит в голову. Алена не знает и не может знать, что речь идет о паспорте.

Однако на вопрос о папке он не ответил.

– Посмотри в кабинете, посмотри в спальне, – заботливо советовала она. – Ты вчера так перенервничал из-за Лики, что мог машинально куда-то положить и не заметить, а теперь вспомнить не можешь. Со мной тысячу раз так бывало.

Суханов сжал губы, молча зашел сначала в кабинет, затем в спальню. Потом вышел в прихожую и начал одеваться. Алена сделала вид, что ее все это мало волнует. Она уже была на кухне и варила кашу для Лики.

– Ну что, нашел? – спросила она, помешивая деревянной ложкой в кастрюльке.

Он не ответил. Только дверь хлопнула.

Следователь Рыженко не спеша двигалась по улице, до метро оставалось совсем немного, еще минут пять. Целых пять минут, в течение которых она сможет наслаждаться неожиданно безветренной погодой и тихо падающим мягким густым снегом. Ей показалось, что в сумке звонит телефон. Пришлось остановиться, поднести сумку к уху и прислушаться. Даже сквозь шум проезжающих машин и голоса прохожих пробивался звук рингтона. Она стащила с руки перчатку и открыла сумку.

– Надежда, ты еще у себя? – послышался голос начальника. – А то у тебя в кабинете телефон не отвечает.

– Нет, я уже ушла, но недалеко. Мне вернуться?

– Не надо. Толковую бумагу ты накатала.

– А что? – обрадовалась Надежда Игоревна. – Мне дела отдают?

– Тебе, тебе. Вышестоящие начальники прониклись твоими аргументами, дела соединяют в производстве у нас. Но операм твоим задницу надрать надо. Сама сумеешь? Или мне подключиться и на их руководство выйти?

– Не надо, – засмеялась Рыженко, – сама справлюсь. Моя вина тоже есть, не проконтролировала, не перепроверила, доверилась пацанам, а они напортачили.

– Ну, это хорошо, что понимаешь свою вину. Ладно, будь здорова.

Надежда Игоревна вошла в вестибюль метро и привычно отключилась. Каждый поворот, каждую ступеньку, каждый метр своей дороги домой она знала наизусть и могла пройти с закрытыми глазами. Передвижение не требовало от нее ни малейшего внимания, и можно было погрузиться в мысли о работе, а конкретно – о таком простом на первый взгляд и таком запутанном деле об убийстве Кати Аверкиной.

Когда Геннадий и Роман сообщили, что упустили Ларису Скляр, Надежда Игоревна ни минуты не сомневалась, чем все это кончится. И прямо с утра первым же делом стала смотреть сводки о происшествиях за сутки по всей Московской области и по городу, обращая особое внимание на территориальные образования, в названиях которых было слово «Ивановское» или «Ивановская». Самые худшие предположения оправдались: в поселке Ивановское одного из подмосковных районов был обнаружен труп молодой женщины по имени предположительно Лариса Скляр. Рыженко тут же связалась со следственным органом, обслуживающим территорию, на которой обнаружен труп, и выяснила, что документов при девушке не было, но рядом с ней лежала большая спортивная сумка с носильными вещами, и в боковом кармашке нашли абонемент в фитнес-клуб, выписанный на имя Ларисы Скляр. Поскольку фотографии на абонементе не было, то утверждать уверенно никто не брался: может, это и в самом деле Лариса Скляр, а может, и нет, просто кто-то, кому она отдала свой абонемент. Но Надежда Игоревна, конечно, уже ни в чем не сомневалась, тем более оперативники еще ночью выяснили, что Лариса уходила из дома с большой спортивной сумкой, а в телефонном разговоре с ее таинственным абонентом речь шла о том, чтобы она взяла с собой личные вещи и одежду примерно на неделю – дней десять. Судя по содержимому сумки, которое ей перечислили по телефону, так оно и вышло. И красная куртка, и белые джинсы, и солнцезащитные очки, и высокие сапоги – все это было там же.