Джерри бывает шкодливым и неуправляемым, но он еще и мыслитель. И думает он в основном перед тем, как предпринять что-то необузданное. Думает, потом все равно делает, но все-таки сначала думает.

Опять стук в дверь, и я готова взорваться.

– Джерри ждет, – раздается папин голос. Его наверняка послала мама, не рискующая снова нарваться на отпор.

– Рим не сразу строился, – выкрикивает Киара.

– Но уж точно быстрее, чем одевается Холли, – отвечает отец. Киара саркастически фыркает, и мы слышим, как он уходит по коридору.

– Ты с ним такая вредная, – говорю я, чувствуя жалость к отцу.

– Только лицом к лицу. – Выбирается из кучи тряпья с платьем. – Вот это.

– Это то, с которого я начала.

Я прикладываю его к себе и смотрюсь в зеркало.

– Спереди – лучше, определенно, – язвит Киара, которая видит меня в белье, со спины.

Это маленькое атласное черное платье-лапша.

– И на черном крови не видно, – добавляет она.

– Гадость какая! – трясу я головой.

Она пожимает плечами и снова принимается за мороженое.

Я спускаюсь. Мама выходит из кухни на меня посмотреть, и во взгляде ее гордость, озабоченность и остережение. Все эти смыслы я считываю и понимаю. Все, что говорят и делают мои родители, имеет скрытый смысл. Например, отпуская меня с напутствием «развлекись», они дают мне понять, что развлечься я могу так, как они это понимают, а если я повеселюсь так, как понимаю это я, то меня ждут последствия, и неотвратимые.

Папа и Деклан смотрят по телевизору программу Джереми Бидла, и Деклан покатывается со смеху. Джек и Джерри в каморке, где стоит новая игровая приставка, играют в «Ежика Соника». После Эдди эта приставка – второй мой конкурент, к которому я ревную Джерри. Не счесть, сколько вечеров я с ними тут провела. Но сегодня каморка, в которой обычно разит грязными носками, благоухает лосьоном после бритья.

Джерри прикован к экрану, гоняет ежика по лабиринту.

Джек при виде меня издает насмешливый свист. Стою в дверях, жду, когда Джерри закончит игру и обернется, а Джек исчерпает свою иронию. Я знаю, что Джерри ему нравится, что он с легкостью обменял бы меня на него и что его дежурная братская забота выражается по обязанности, из смущения и потому, что он думает, что от него этого ожидают.

Физиономия Джерри – само внимание, губы поджаты, брови нахмурены. Он в синих джинсах и белой рубашке. Волосы блестят от геля. Синие глаза сверкают. Надушен донельзя. Просто вымыт в «Келвине Кляйне». Улыбаюсь, на него глядя. Словно чувствуя мое удовольствие, он отрывается от игры. Взгляд вверх-вниз, сначала быстрый, потом медленный. У меня щекотные бабочки в животе. Я не прочь совсем пропустить вечеринку.

– О нет! – Вскинув руки, Джек так вскрикивает, что мы вздрагиваем.

– Что такое? – оглядывается на него Джерри.

– Тебя съели.

– Да наплевать, – ухмыляется Джерри, швыряя пульт на колени Джеку. – Мы пошли.

– Смотри там, руки прочь от моей сестры.

Улыбаясь, Джерри идет ко мне. Наши глаза встречаются. Он поднимает открытые ладони так, чтобы Джек этого не видел, пальцы раздвинуты и сжимают воздух, словно сейчас он схватит меня за грудь. Тут рядом со мной распахивается дверь.

Это Киара.

Она смотрит, как Джерри опускает руки и как багровеет его лицо.

– Здорово. Это что, прелюдия?

Празднество в «Эринз Айл» – все, на что я смела надеяться, но когда я воображала его себе, я была как бы снаружи. Когда ты внутри, это легче. Полный зал родни Джерри, кузены, тетки, дядья, все без умолку треплются над тарелками с сэндвичами, колбасками и куриными крылышками. Первый разрешенный мне бокал я приканчиваю к десяти вечера, а второй, подразумеваемый, – к одиннадцати. В одиннадцать взрослые гости, как планировалось, уходят, Эдди организует «змейку», и так, следом за ним, держась за руки, они, приплясывая, огибают по периметру зал и оказываются снаружи, у своих машин и такси, которые их дожидаются. Тут в дело вступает диджей, и музыка грохочет так, что все предложения поболтать повисают в воздухе. Я выпиваю третий бокал с мыслью улучить время и для четвертого, и опасаюсь, что планы наши накрылись, потому что Эдди весь вечер не отпускает от себя Джерри. И когда Эдди выходит на танцпол, чтобы продемонстрировать комический вариант брейк-данса, я уверена, что пора выпить еще, потому что, как правило, Джерри жадно наблюдает за этим представлением. Но я ошибаюсь. На этот раз мой Джерри выбирает меня.

Джерри наклоняется к Эдди и что-то ему шепчет, тот ухмыляется, хлопает его по спине. В ужасе я надеюсь, что Джерри не сказал ему о том, что мы затеваем, но тот факт, что мы рано уходим, – подсказка красноречивая. Через танцпол они подходят ко мне, и Эдди так меня обнимает, что я едва дышу, а Джерри до того доволен этой встречей двух кумиров его сердца, что ничего не делает, чтобы того остановить.

Эдди, потный и пьяный, притягивает к себе нас обоих.

– Вы двое, вы знаете, что я люблю этого парня. – Капелька слюны попадает мне на губу, я не вытираю ее из вежливости. Потный лоб его липко прижимается к моему. – Я люблю этого парня, да. – И Эдди чмокает Джерри в макушку. – А он любит тебя.

Я знаю, что чувства им движут самые лучшие, и момент очень трогательный, но, правду сказать, мне больно и неприятно. Парень, который на футбольном поле сбивает с ног взрослых мужчин, не понимает, как он силен. Своим остроносым начищенным башмаком он придавил мне носок туфельки. Я съеживаюсь, стараясь ужаться до минимума.

– Он любит тебя, – повторяет Эдди, – и ты любишь его, так ведь?

Я кошу глазом на Джерри. В отличие от меня он, кажется, счастлив, просто тает от этой демонстрации любви и доверия. Его не беспокоит ни то, что его душат в объятиях, ни то, что в лицо ему летят пот и слюна. Или то, что его подружку берут за горло, заставляя признаться в любви к нему.

– Да, – киваю я.

Джерри смотрит на меня с нежностью, зрачки у него расширены, я понимаю, что он пьян, но это-то ладно, у меня тоже голова кругом. И сияет он такой дурацкой улыбкой, что невозможно не засмеяться.

– Ладно, выметайтесь отсюда, вы оба, – говорит Эдди, выпуская нас из своей хватки, еще одним смачным поцелуем лохматит волосы Джерри и уходит к танцполу поучаствовать в баттле с товарищем по команде.

До дома Джерри мы добираемся быстро, не желая терять ни секунды нашего волшебного времени. Джерри ужасно мил и очень внимателен. Мы оба такие. Мы оба думаем друг о друге, и от этого каждому только лучше. Он зажигает свечу и ставит музыку.

Мне шестнадцать, ему семнадцать, и мы последние из наших друзей, кто познал любовь, хотя встречаемся дольше всех. Я такая задавака, что думаю, что у нас с Джерри все будет иначе. Да мы оба такие воображалы и задаваки, что делаем все в точности так, как нам хочется. Терпеть не могу это слово – «задавака», но что поделать, именно такими нас считают другие. Мы оба уверены и в себе, и друг в друге, и позволяем себе жить по-своему, никогда не следуя за толпой, танцуя, а не маршируя в своем собственном темпе. Кое-кого это раздражает, и порой нас отсекают, но у нас есть мы, и нам наплевать.