— Почему Тюменская область? — спросила вслух самое нейтральное.

— У меня бабушка была оттуда, я ее хорошо помню. А мама с отчимом и моими младшими братьями в Челябинске живут. В Питере был папа, но он умер, когда я студенткой была. Мама написала: что ж, если так все сложилось и ты от него избавляться не хочешь — продавай папину квартиру и переезжай сюда. Здесь мы хоть иногда тебя сможем отпускать куда-то. Мне в Челябинск совсем не хотелось, но сама мысль в голову запала: а не уехать ли мне с Павлушей куда-нибудь, где вообще никого не будет? И никому не будет дела до того, какой он, что он делает, и до меня — тоже никому…

Как только появляется хоть какая-то цель, я сразу оживляюсь. Это, наверное, все так? Мама меня не одобряла, но хотела хоть как-то помочь. Она говорила: там же до медицинской помощи почти сутки добираться. А я думала: ну и что? Если я помру или Павлуша помрет, кому хуже-то станет?

Я купила большой рубленый дом с участком за две тысячи рублей. В ста километрах от того места, где бабушка родилась (того села уже нет совсем, к сожалению). Здесь — что-то типа выселок. Раньше пасеки были, теперь — ничего. Три жилых дома, в одном — старик со старухой, в другом — одна старуха, а в третьем — мать со взрослым слабоумным сыном. Мы — четвертые. Раз в неделю приезжает автолавка. До центральной усадьбы сорок километров по дороге и тридцать — по реке. Но там всё есть: магазин, школа, кафе, даже клуб и библиотека.

Как мы туда с Павлушей ехали… Я сразу поняла: самолет исключается. Он заорет и забьется еще на взлете, никто его успокоить не сможет, придется садиться. Какой смысл? Поезд, куда ж деваться, там хоть места больше. Двое суток — чуть не самые страшные в моей жизни. Пассажиры из нашего вагона ходили к начальнику состава, просили, чтобы нас ссадили где-нибудь и прямо к поезду психиатрическую скорую подогнали. Потом нам один проводник купе уступил… На третий день Павлуша вдруг меня спросил: ты меня в лес везешь? Я честно говорю: да. Он: и там меня оставишь, как в сказке? Я говорю: нет, я там сама с тобой жить буду. Он говорит: ну тогда ладно, — лег на полку и проспал до самого конца.

Дом огромный, пять комнат, подвал, чердак. На чердаке филин живет и летучие мыши. Еще два сарая и сеновал. Дальше — заросший огород, кусты бузины и лес. Павлуша говорил: я пошел путешествовать. Ходил везде, лазил, сидел возле осиного гнезда. Я боялась, но осы его не трогали. Соседка, которая с сыном, сказала, что я могу ее сына как рабочую силу использовать: если он поймет, то все сделает с удовольствием, любит помогать. Только ему надо потом денежку дать — любую, хоть десять копеек, он номинала не понимает. Это нам в первую зиму очень помогло. Потом-то я с усадьбы мужиков приглашала, они нам там многое усовершенствовали, сделали под нас. Я в Питере квартиру сдавала, Павлушина пенсия по инвалидности и муж деньги присылал — мы по тем местам богатыми считались. Муж, кстати, еще раз в Москве женился и двух девочек родил…

«Когда все это было? Куда делся Павлуша?» — думала между тем я.

— Люди там, на выселках, да и в центральной усадьбе — другие, чем в столицах, это понятно. Медленные, тихие, несуетливые. Павлуша к ним еще первой зимой ходить начал. Придет и сидит. Они говорят что-то — то ли ему рассказывают, то ли сами с собой. Попросят что-то, он не отзовется, — пойдут и сами сделают. Отзовется, сделает — погладят молча по голове. А он как бы и ластится. Я обомлела, как первый раз увидела: в городе он никому чужому к себе прикоснуться не давал, даже мне не всегда.

Весной мы огород посадили: я с собой из города семена привезла, да и местную рассаду мне дали. Павлуша каждый день ходил смотреть, как оно растет… Я стала нормально спать, за год прибавила пятнадцать килограмм, купила подержанную «Ниву», мы завели собаку, кота и по вечерам вслух читали книжки из сельской библиотеки…

— Простите, — не выдержала я. — Где сейчас Павлуша? И с чем вы ко мне приехали?

— Да, конечно, простите, — женщина встала, вышла в коридор и позвала: — Павлуша, иди сюда! Настало время задать твои вопросы.

Невысокий подросток с правильными чертами лица вошел в кабинет. Вежливо поздоровался. С интересом осмотрел игрушки.

— Куда можно присесть?

— Куда тебе удобно. У тебя есть ко мне вопросы?

— О да! — живо откликнулся Павлуша. — Мне пятнадцать лет, я бы хотел понять, что мне делать дальше. Меня очень привлекает лес, я его люблю и понимаю, наверное, я мог бы стать лесником. И еще у меня есть профессионально ориентированная мечта, но о ней я стесняюсь говорить, она слишком странная… И, может быть, все-таки стоит попытаться вернуться в город, ведь мама, в сущности, городской человек, и, наверное, довольно уже ей из-за меня…

«И это — тяжелый аутист? — подумала я. — Тогда я — балерина Большого театра».

— Это вторая попытка, — сказала женщина. — Первая была три года назад. Павлуша тогда даже три месяца в школу отходил. Ему очень нравилось там учиться. Но увезли его на психиатрической скорой прямо оттуда. Тогда я с трудом его из больницы выцарапала. Потом мы не рисковали, потому что началось половое созревание, и в тринадцать лет наш Павлик попытался изнасиловать соседскую козу…

— Так меня же сам Коля, ее хозяин, и научил, — простодушно сообщил Павлуша. — Но потом-то ты мне всё объяснила, и я понял…

— Что за мечта? — спросила я.

Павлуша застеснялся, но потом вскинул голову и посмотрел мне прямо в глаза:

— Я бы хотел стать учителем в школе у нас на центральной усадьбе. Это, конечно, странно слышать от человека, который сам в жизни ходил в школу всего три месяца… но, мне кажется, это могло бы даже и интересно получиться, ведь, когда учитель необычный, это не всегда плохо. Вы согласны?

— Безусловно, да, — кивнула я. — А чего хотите вы? — спросила я у матери, готовясь к отповеди в ответ на «мне главное, чтобы Павлуша был счастлив».

— Я привыкла там жить, — спокойно сказала женщина. — Мне там комфортно. За эти годы я написала с полсотни материалов про Сибирь и две книги. Одна уже издана, если вы позволите, я подарю вам на память. Кстати, благодаря моим материалам у нас появилось еще трое соседей… А Павел действительно любит нашу школу: он туда раз в месяц ездит сдавать все предметы, и его там все любят. Особенно малышня, он с ними всегда потом во дворе играет и возится. Павлуша у нас почти круглый отличник.

— А что у вас там с интернетом?

— На выселках нет, на центральной усадьбе — хороший, недавно построили вышку.

— Как вы смотрите на то, чтобы перебраться на центральную усадьбу? По крайней мере, пока Павлуша будет учиться. Я думаю, сейчас уже есть какое-нибудь заочное педагогическое обучение. В том числе и по «Скайпу». Правда, боюсь, что иногда ездить куда-нибудь в Челябинск или Тюмень все равно придется…

— Я думаю, что я смогу, — серьезно сказал Павлуша. — Я с каждым годом всё лучше себя контролирую, это все говорят, и я сам чувствую.

— Не получится — станешь лесником или будешь удаленно в инете работать. Но если не попытаешься — сам себе не простишь.