– Не знаю. По-моему, в Интернете есть все, что нужно.

– Не будь занудой. К тому же в Интернете я уже все посмотрел.

И они продолжили посещать эти душеспасительные курсы.

Лида словно попала в стадо тюленей. Неуклюжие, со странной походкой вперевалку и круглыми тяжелыми животами, они садились на подушки на пол и учились пропевать схватки. Приятными оставались два момента: руки Андерса на ее пояснице и тот факт, что ему приходится слушать ее пение. Он тактично молчал, но она-то свой голос знала с детства, поэтому отлично представляла себе, как мучительно съеживаются его барабанные перепонки. Американские колыбельные ей в один прекрасный день надоели, поэтому она не упустила возможность на одном из занятий сольно исполнить гимн России и даже успела в полнейшей тишине закончить второй куплет, прежде чем дама с бусами деликатно попросила ее вернуться к общему репертуару. Но вечером, лежа в кровати, Лида еще долго хохотала, вспоминая, какое было у Андерса выражение лица, когда она вдруг принялась воспевать могучую державу.

Она пыталась найти себе на курсах хоть какую-то подругу по развлечениям, потому что никак не могла поверить, что взрослые люди вокруг нее воспринимают энергетические потоки всерьез. Ей казалось, что эти женщины настолько сильно тянутся к природе, что отвези их кто-нибудь рожать в лес, и не будет на свете никого счастливее.

Ирония заключалась в том, что эти любители живой природы обитали в одном из крупнейших мегаполисов мира.

Справедливости ради стоит сказать, что курсы давали Лиде и что-то полезное. Во всяком случае, ей удалось потренироваться на манекене младенца, научиться пеленанию, наматыванию слинга, в котором конечно же и собирались носить будущих детей эти экомамы, и некоторым другим родительским хитростям. Но Лида совершенно не собиралась целиком и полностью перенимать эту странную природную философию. Да, она планировала рожать без анестезии, но не из-за гармонии со вселенной, а из собственного спортивного азарта. Кто, как не она, некогда юношеский чемпион России по баскетболу, должна была родить четко, гладко, без боли и единого всхлипа. По крайней мере, так она себе это представляла.

Гораздо сильнее понравилась Лиде доктор Карпентер. Это была тоже высокая женщина, не жалующая косметику, с поставленным тренерским голосом. Она говорила четко и только по делу, но что-то в ней было такое настоящее, человечное, что Лида готова была ловить каждое слово.

Она следила за питанием Лиды, за весом и анализами. В отличие от более либеральных коллег, она сразу объяснила свою политику: «Я делаю назначения, вы слушаетесь, иначе мы зря теряем время». И этот язык здравого смысла Лида ценила и понимала. Наверное, так общался с ней дед, а именно его ей сейчас не хватало.

Когда на прием вместе с ней явился Андерс, она даже бровью не повела. То ли она не знала о его звездном статусе, то ли просто не подавала вида. Она обращалась к ниму мистер Норберг – и никак иначе.

Он мучил ее вопросами, и надо отдать ей должное: она отвечала очень терпеливо. Андерс искал в интернете информацию по каждому результату анализа, а потом снова переспрашивал у доктора Карпентер. И этот человек называл Лиду занудой?

По совету врача он убрал из дома все соленое, острое и копченое и постоянно подсовывал Лиде свежие фрукты и овощи.

– Я скоро стану кроликом, – жалобно говорила она, глядя, как он выкидывает остатки салями.

– Ты будешь самым прекрасным кроликом, Лидия, – ласково отвечал он и отправлял в мусорное ведро ее соленые огурчики.

Эта история совершенно покорила тетю Олю, когда они в очередной раз болтали с Лидой по скайпу. Андрею стоило титанических усилий научить мать и бабушку иметь дело с планшетом, но теперь они могли хоть как-то видеться.

– Когда я была беременна, – рассказывала тетя Оля, – мне страшно хотелось понюхать клеенку. Пришлось самой с огромным животом тащиться в переполненном автобусе в хозяйственный. Моему было совершенно наплевать, чего мне там надо. А твой смотри, как заботится.

– Он чудесный, – кивала Лида не без некоторой, правда, тоски по копченой колбаске.

Тетя Оля вздыхала от умиления и продолжала рассказывать о том, какую непутевую девушку встретил Андрей: ногти черные, штаны кожаные, ездит на мотоцикле. А бедра-то, бедра! Узкие, как у мальчишки! Ну где от такой внуков дождаться?

Вечерами Андерс допоздна читал сценарий и учил текст. Он был дотошным трудягой: постоянно выискивал информацию и изучал что-то для своей роли. Под внешней легкостью актерской профессии залегали пласты рутинной и кропотливой работы. Андерс оказался въедливым и самокритичным, и даже в те моменты, когда Лиде казалось, что лучше подать реплику просто невозможно, находил к чему придраться.

Отдельным испытанием стал совместный просмотр его фильмов. Андерс постоянно видел моменты, которые мог бы сделать иначе, и впадал в раздражительное самоуничижение.

Кто-то из знакомых посоветовал Андерсу хорошую клинику для Лиды. Он не пропускал ни одного визита к врачу. Временами, когда Лида заставала Андерса с книгой о воспитании детей, ей казалось, что он не в пример серьезнее относится к рождению ребенка, чем она.

Шведский по скайпу давался Лиде с трудом, благо Густаф отличался терпением и высылал ей пособия для самостоятельных занятий. За два месяца она научилась рассказывать о себе и своих увлечениях, объясняться в магазине и в аэропорту. Носитель языка дал ей возможность отчасти понимать и любовное бормотание Андерса: в постели он часто переходил на родной язык. Не без удовольствия Лида различала в его шепоте слова «любимая», «хочу тебя», «красивая» и «малышка». Пытаясь воспроизвести непонятные слова и добиться перевода от Густафа, Лида только вгоняла своего наставника в краску.

Лида не показывала виду, что иногда понимает телефонные разговоры Андерса с родными. С одной стороны, ей не хотелось подслушивать, с другой – она мечтала сохранить секрет для праздничного сюрприза. Изучение шведского словно стало ее тайной суперсилой. Зато теперь знала, что Андерс нахваливал ее своей маме. Лишь в разговорах с сестрой Элин он постоянно срывался на ссоры: она явно отказывалась верить в бескорыстие русской журналистки.

В начале ноября в Нью-Йорк приехал папа Андерса Себастиан с молодой женой Амандой и маленьким сыном Лукасом. Чтобы представить Лидию отцу, Андерс пригласил всех в ресторан.

Себастиан Норберг был среднего роста, а рядом с сыном его вполне можно было назвать невысоким. Скромное брюшко, редеющие волосы и заурядные черты, поддавшиеся возрасту, сделали бы его некрасивым, не будь у него лучистых глаз. Тех самых, что так привлекали Лиду в Андерсе. От улыбки лицо Себастиана преображалось, и он выглядел задорным мальчишкой. В такие мгновения Лида могла понять, что привлекло в шестидесятилетнем актере молодую красавицу Аманду. Лида старательно вытесняла из головы мысли о причинах мезальянса и запрещала себе осуждать будущего деда ее ребенка. Но все же ей было обидно за мать Андерса, отправленную в отставку после рождения четырех детей.