очередь объективирует и расчеловечивает их), тогда как реальная антирасистская деятельность состоит в усилении их голосов. Да, сейчас эти голоса звучат всё громче, но, как правило, мы слышим их лишь в связи с расовыми вопросами; однако их истории значительно богаче, чем тема расы, и полнота их человечности заслуживает того, чтобы быть нормализованной, показанной и усиленной в СМИ, в нашей повседневной жизни, в учебниках по истории и в Голливуде. Мне как человеку, приобретающему вес в индустрии, еще многое предстоит узнать и сделать. Вряд ли я буду совершать лишь идеальные поступки, но я не позволю страху ошибок мешать мне расти и учиться, ведь даже такой выбор, как я понял, — это следствие привилегий. Выбрать бездействие, возможно, безопаснее в данный момент, но оно навредит маргинализированным сообществам, борющимся за право быть увиденными, услышанными и представленными.

Я В ОТВЕТЕ ЗА СВОИ ОТВЕТЫ

Какая-то часть меня чувствует себя совершенно ошеломленной количеством той работы, которую мне предстоит проделать и которую коллективно должно выполнять наше общество, — работы в отношении расовой справедливости. Какая-то часть меня стыдится того, что в своем путешествии в мужественность и изучении мужских привилегий я слишком долго шел к вопросам привилегий белых и расизма. И тогда еще одна часть меня напоминает: стыд — это повод научиться чему-то, и не стоит сбегать от него или подавлять. Иджеома Олуо говорит: «Я знаю, что проблема расизма и расового угнетения кажется огромной — и она действительно огромна. Но не непреодолима».

Мне еще многому нужно научиться и от многого отучиться. На этом перекрестке своего пути я уже могу применять принципы и инструменты, которые открыл для себя в ходе путешествия в мужественность. Я способен находить комфорт в некомфортном, слушать больше, чем говорить, брать чертовы книги и заниматься самообразованием, а главное — быть до жестокости честным с собой насчет того, что я знаю. С работой над собой я совмещаю системную деятельность по поддержке бизнеса и проектов Темнокожих, представителей коренного населения и других небелых людей, чтобы усилить их голоса во всех контекстах, от социальных сетей до пожертвований в пользу организаций, которые ведут антирасистскую борьбу и голосуют за лидеров, стремящихся воплощать в обществе идеи равенства.

Нам не рассказывали о мужественности и ее социальном контексте, так же, как и мне, белому человеку, никто не говорил о белизне и ее социальном контексте. Но, хотя меня и не учили, я способен научиться сам. Я могу научиться и обучить этому своих детей, чтобы они выросли, зная то, чего не знал я, потому что расти без дискуссий о привилегиях белых и расизме — само по себе привилегия.

Когда писательнице Лейле Саад было семь лет, ее мать говорила с ней об отсутствии у нее привилегии белых. В своей книге Me and White Supremacy («Я и белое превосходство») она в подробностях передает тот разговор: «Она сказала мне: “Из-за того, что ты Темнокожая, из-за того, что ты мусульманка, из-за того, что ты девочка, тебе придется трудиться в три раза усерднее, чем всем вокруг…” Она указала мне на то, что в расистском и патриархальном обществе ко мне не станут относиться как к равной. Я не получу то же самое в результате тех же усилий. И она хотела, чтобы я знала: это нечестно, неправильно, просто так было (и так до сих пор) устроено общество».

Все то, что работало против Саад, — пол и цвет кожи, — в моем случае работало на меня. Раз ей приходится прилагать втрое больше усилий, чтобы побороть систему, я, как белый мужчина из среднего класса, обязан с утроенной ответственностью подходить к демонтажу этой системы. Если использовать принципы обратной психологии, я могу увидеть в этом вызов самому себе и спросить: достаточно ли я мужественный, чтобы принять такую ответственность? Достаточно ли я ответственный для работы над собой? Достаточно ли я честный и беспристрастный, чтобы распознать, где и как мое исследование мужественности пересекается с моей белизной? Достаточно ли я смелый, чтобы продолжать работу, не боясь все испортить? Потому что есть плохие новости: я все испорчу. Но я сказал бы, что в этом — и хорошие новости. Никто не ожидает от меня совершенства, и нам следует привыкнуть к тому, что нужно менять свое мнение в зависимости от новой информации, привыкнуть к пониманию, что мы не знаем всего и, главное, не обладаем достаточными знаниями, позволяющими сформировать свое мнение.

Привилегия, данная мне моей белизной, — это неспособность понять всецело опыт цветных людей; привилегия, данная мне моей мужественностью, — не знать, что такое быть женщиной, транссексуалом или гендерно-неконформным человеком. Однако если я не понимаю чей-то опыт, это не означает, что я не уважаю его. Раз я взялся за серьезную работу по признанию и принятию себя и своей человечности, я ответственен за то, чтобы проделать такую же работу в отношении других.

И я слишком поздно — чертовски поздно — начал признавать человеческое достоинство Темнокожих людей.

Сейчас я погружен в изучение и переосмысление того, что значит в нашем обществе быть антирасистом и привилегированным белым мужчиной, а также брать на себя ответственность за превращение нашего мира в место более справедливое и равноправное.

Глава шестая. Достаточно успешный. Карьерная лестница и сила служения

Для меня понятие успеха и то давление, которое сопровождает нас в рамках ежедневного долженствования, настолько плотно связаны с понятием мужественности, что я, сталкиваясь с ними, с трудом отделяю одно от другого. В то же время из-за их обыденности такая связь кажется очевидной. Я не могу представить мир, в котором мужчины не подвергались бы давлению из-за необходимости кормить собственные семьи и где, соответственно, женщины не воспринимали бы мужчин, неспособных добыть средства к существованию, как слабых. Даже мои знакомые «мужчины-домохозяйки» рассказывают, что им приходится бороться за признание своей мужской ценности, что они сталкиваются с исключением из родительских групп, так как эти группы в основном созданы женщинами и для женщин. Это усугубляет одиночество подобных мужчин, которые и без того находятся в состоянии конфликта с общепринятым взглядом на то, каким должен быть мужчина и отец. На протяжении многих поколений в нашем обществе успех символически соотносился с размером мужского пениса, видимым показателем мужского достоинства. Чем успешнее человек, тем в большей степени он мужчина. И наоборот, недостаток успеха или способности прокормить семью приравнивается к отсутствию мужественности либо, что не лучше, к отсутствию смысла, цели жизни, особенно в мужской среде. По моему мнению, многие из нас далеко не так успешны,