Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исследования, проводимые среди сверхбогатых людей, показывают, что на самом деле Beatles правы. Сверхбогатые люди ничуть не счастливее каждого из нас; фактически большинство богачей двадцатого столетия были несчастливы, отвратительно обращались со своими семьями, и оставленные потомкам огромные капиталы сравнимы по величине только с количеством ссор между их наследниками. Мы все страдаем, хотя бы немного, от «пристрастия к богатству» и веры в то, что наше счастье основывается исключительно на возможности обладать чем-либо, и потому, получив еще немного, буквально маленечко, мы станем счастливее. Это нечестная игра для разводки лохов — и похоже, мы готовы добровольно становиться лохами без шанса на выигрыш.
Готовы к откровению? Похоже, счастливым нас делает не владение чем-то желанным, а радость от владения тем, что у нас уже есть. Но вам вряд ли удалось бы убедить в этом меня в детстве. Успешные мужчины, которых я знал во времена, когда формировалась моя личность, казалось, всегда держали себя в руках. Они напоминали мужчин из рекламы, журналов и фильмов — вы знаете, на крутой машине, с большим домом и красивой женщиной, уверенные в себе и сильные, способные обеспечить свои семьи, управляющие своей жизнью, безупречно владеющие собой и контролирующие все возможные проблемы. Альфы. Успешные личности, встречи с которыми искали, которых слушали, уважали. Которые были счастливы. Или, как минимум, выглядели таковыми.
Мой отец, во многих смыслах, тоже один из них. Я внимательно следил за ним, подсознательно впитывая его негласные правила и манеры. Я знал каждое его движение, запоминал его внешность и то, как он взаимодействовал с миром и как вел свой бизнес. Будучи предпринимателем, он участвовал в революционных изменениях в кинобизнесе и в начале 1980-х стал одним из зачинателей направления продакт-плейсмента. (Продакт-плейсмент — это когда бренд платит за показ своего логотипа или продукта в кинофильме или телешоу. Трудно поверить, что этой индустрии меньше сорока лет.) Я видел, как мой отец преуспел, но даже сейчас мне странно думать о том, что в детстве я все равно использовал материальные приобретения нашей семьи как мерило успеха, хотя дома постоянно говорили: «Любовь — наше главное богатство». У нас были все игрушки, да еще и отличный дом, крутая машина, новейшие гаджеты — и неважно, с кем мы проводили время и чем занимались, отец, харизматичный человек с золотым сердцем, неизменно оплачивал счет за ужин или платил за друзей и членов семьи в путешествиях, даже когда находился на мели.
Любой предприниматель или бизнесмен знает: есть периоды прибыли и периоды убытков; порой бизнес процветает, а порой дела идут плохо. Обращая свой взгляд в прошлое, я вижу, что у нас действительно бывали времена, когда бизнес отца шел на спад и финансовая ситуация в семье ухудшалась, но и тогда мы поддерживали иллюзию успеха. Мой отец любит крутые вещи, и даже живя в фургоне, он ездил за рулем Chrysler Town and Country с кожаными сиденьями. Крутые вещи поднимают его настроение. А еще я не могу вспомнить случая, чтобы папа позволил кому-нибудь другому заплатить за ужин, — для него это было обязательно, часто он буквально отбирал счет у другого мужчины или члена семьи, несмотря на финансовые затруднения. Я понимаю: это его способ быть щедрым и добрым, однако также думаю, что причины такого поведения многослойны. Сейчас я знаю, что его самооценка связана с образом щедрого человека, способного оплатить счет. Год за годом мы поддерживали впечатление обеспеченных людей — далекое от реальности. Даже сегодня, когда я вспоминаю об этом, отец утверждает, что дела шли достаточно хорошо и все было не так плохо. Как будто, признав обратное, он сразу станет неудачником, не справившимся с ролью кормильца и отца, а это неправда. Тем не менее я помню это ощущение из детства: «Секундочку, у нас точно есть деньги? Или мы просто притворяемся, что они у нас есть?» Теперь, став родителем, я понимаю: дети воспринимают и понимают гораздо больше, чем нам кажется.
Как я упоминал ранее, одним из важных моментов моей предподростковой жизни стал внезапный переезд семьи из Лос-Анджелеса в Орегон. Это было в 1994 году, к тому моменту Лос-Анджелес уже три года потрясали катастрофы: избиение Родни Кинга, приведшее к беспорядкам в 1992-м; пожары в Малибу; затем землетрясение в Нортридже в 1994-м. Для моей мамы землетрясение оказалось тем перышком, которое сломало спину верблюда. Она хотела уехать из города, а если мама чего-то хотела, то папа придумывал, как это воплотить. Мне тогда было десять лет, и я не понимал, почему мы переезжаем, знал только: так надо. Мой десятилетний мозг был в замешательстве: мама желала уехать, однако даже я, ребенок, понимал, что работать и зарабатывать деньги — важно, а переезд осложнит бизнес отца. Я не сомневался в том, что родители испытывали какие-то финансовые трудности, так как слышал их споры и разговоры о деньгах, которые не мог в полной мере осознать. В общем, когда я окончил четвертый класс, мы загрузились в минивэн и с бригадой грузчиков и вещами проехали двенадцать часов до нашего нового дома — большого трейлера в середине Эпплгейта (штат Орегон), расположенного в тридцати минутах езды от ближайшего города. Для новых одноклассников я стал «мальчиком из Лос-Анджелеса, чей отец работал в кинобизнесе», что, естественно, даже в том возрасте добавляло штрихов к образу успешности и богатства, но одновременно давало поводы для травли. Мало кто понимал: несмотря на амбициозную «визитную карточку» и брендовую одежду, которую я носил, мы не так уж сильно отличались. Я не сумел завести много друзей, как это ни иронично, потому что стремился компенсировать свою неуверенность и одновременно воспринимался как мальчик из большого города и богатой семьи, что сильно не совпадало с реальностью. Будь у меня друзья, они приходили бы ко мне в гости и увидели бы, что наш