Леша как раз спешил мне навстречу, уже переодевшись после смены.

— Ну что, идем? — ему не терпелось вновь поглазеть на товарища Снегиреву, это чувствовалось. Он слегка подпрыгивал на месте и порывисто дергал меня за рукав, предлагая уже скорее двигаться.

— Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь… — пропел я известный мотив и подмигнул смутившемуся приятелю. Тот замахнулся в ответ кулаком, покраснел, но понял всю комичность ситуации и рассмеялся.

— Я просто соскучился по комсомольским поручениям! — задрав подбородок вверх важно заявил он. — А до разного рода девиц мне нет ни малейшего дела!

— Конечно, сеньор, я вам верю от всей души! Собственно, а почему бы двум благородным донам и не исполнить пару комсомольских поручений!..

В актовом зале было многолюдно. Здесь собралось, наверное, человек двести, все молодые, громкоголосые, веселые. В комсомол принимали с четырнадцати лет, так что публика была разновозрастная. Парни и девушки шутили, смеялись, другие о чем-то яростно спорили между собой. Гул стоял вокруг знатный, даже в цеху было, кажется, поспокойнее.

Мы с Лехой скромно заняли места позади, но меня тут же узнали, и вокруг моментально образовалась толпа. Бремя славы, чтоб его…

— Это тот самый Буров! — шептались слева от меня две девицы.

— Который?

— Тот, что повыше!

— А что… симпатичный!..

Меня дернули за рукав, но в этот раз это был не Леша. Невысокий, крайне серьезного вида паренек в очках требовательно посмотрел мне в глаза и произнес:

— Товарищ Буров! Мы все читали про твой подвиг. Голыми руками справиться с такими матерыми преступниками! Настоящий боец! А не мог бы ты возглавить заводскую юношескую секцию по самообороне без оружия? Это очень нужная вещь в наше время! Желающих заниматься много, а тренера у нас нет. Зато и зал имеется, и разрешение от руководства…

Я задумался. А почему бы и нет? Наши занятия с Лешей, которые мы проводили в подвале и прервали, когда мой друг оказался в больнице, нужно было возобновлять, а хороший зал, маты, боксерские груши, гири, штанги и прочее снаряжение очень бы пригодились.

— Поговорим об этом позже, — предложил я очкарику, и тот обрадовано кивнул.

Тут же кто-то требовательно зазвонил в колокольчик, и я увидел Машу, взобравшуюся на трибуну.

— Товарищи, друзья! Прошу садиться по своим местам!..

Следующий час я, признаться, дремал вполглаза. Снегирева, хоть и лишь формально была одним из помощников секретаря ячейки, но фактически тянула всю организационную работу на себе. Сам секретарь — усталый парень лет двадцати с небольшим, сидел в центре трибуны за столом и, как и я, подремывал.

Мария же начала с политинформации, после перешла к ситуации на фронтах, затем коснулась областных и городских проблем, и, наконец, закончила делами заводскими, всем собравшимся близкими и понятными. Но длилась ее речь нестерпимо долго. Я терпеть не мог такие заседания, где бесконечно говорит один человек, пусть даже говорит ярко и убедительно. Тем не менее, мне было скучно, вдобавок я сильно устал. Вокруг было еще несколько подобных мне типов, но их соседи пихали в бока, когда те начинали откровенно похрапывать.

В конце своей речи Снегирева неожиданно заговорила обо мне. Пришлось резко проснуться, встать, поклониться, принять порцию аплодисментов и лишь после этого опуститься обратно на свое место. Но этим дело не окончилось, Мария поведала собравшимся, что на днях прибудет репортер из «Челябки», и попросила подготовить для него материалы. В целом, это была отличная идея. Я только сейчас сообразил, что с репортером придется о чем-то беседовать, а кипа документов придаст нашему разговору нужную солидность и презентабельность.

Лишь после всего этого перешли к части общественных нагрузок и поручений. Кто-то вызвался рисовать стенгазету, другие спорили между собой, могут ли они взять на себя еще большие обязательства по перевыполнению плана или же на данной стадии это попросту нереально, одна девушка всячески призывала создать кружок песни и танцев… споры и дебаты грозили затянуться надолго, ребятам явно нравилось все происходящее, они горели искренним энтузиазмом.

Леха тоже потянулся было вступить в диалог, но я осадил его, а вслух заявил всем интересующимся, что мы вовсе не отлыниваем от дел, а ведем шефство над восьмерыми бывшими беспризорниками, ныне воспитанниками детского дома в Миассе, а так же планируем открыть на заводе секцию по самообороне без оружия. Давешний очкарик, услышав это, радостно захлопал в ладоши!

Более нас никто не тревожил, и я потянул Лешу на выход, хотя он явно хотел остаться и дальше и любоваться на свою ненаглядную Снегиреву, с жаром доказывавшую что-то всем, кто хотел ее слушать, а таких было немало.

— Давай еще посидим, хорошие же ребята! Настоящие! — упирался Леха.

— Успеешь еще с ними наобщаться, — я все же вытащил его за двери, признаюсь, с некоторым трудом — окреп, зараза, за последние недели, и даже больничка не повредила, — мне нужна твоя помощь! Срочно!

Носов моментально посерьезнел.

— Чего сразу не сказал?

Через десять минут мы уже шли в сторону нашего района, а я негромко задавал интересующие меня вопросы:

— Помнишь, ты говорил, что у тебя в доме живут блатные? Которые пьют непонятно на какие деньги, не работают, подростков сбивают с пути истинного…

— Ну, помню, — насупился Леха, — гады это, сволочи! Участковый ходит к нам, как к себе домой, а толку никакого. Призвать их не могут — у всех бронь. Один — инвалид по всем бумагам, второй — тоже калека, третий вообще кровью харкает…

— Может, туберкулез? Его же в диспансер надо! — поразился я. — Как же он живет со здоровыми людьми в одной квартире? Заразит же!

— Так и живет, мразь, водку жрет и ножик точит… сука, каждый раз сидит и демонстративно точит, женщин наших пугает! А что кашляет — пока, к счастью, никого не заразил… тварь он, конченая…

Чтобы спокойный Леша начал так ругаться, должно было