– Вы уже когда-нибудь летали? – спросил Франк.

– Очень мало. Только однажды полчаса… знаете, полет над Берлином. Мы выиграли билеты в лотерею на балу юристов.

– Но вы не боитесь?

– Боюсь полета? О нет.

Было десять минуть восьмого, и секундная стрелка часов мчалась вперед. Франк встал и, обойдя стол, подошел к Эвелине. Он осторожно снял с нее шляпу и погладил по волосами.

– Расстаться будет не так легко, дорогая, – мягко сказал он.

– Нет, – ответила Эвелина.

– Вам холодно?

– Нет, – снова повторила она.

Он хотел согреть ее, защитить ее, закутать… Внезапно ему пришла в голову мысль. Он быстро прошел к себе в спальню. В его дорожном чемоданчике было средство от морской болезни. Он захватил его с собой для Пирл, когда ехал с ней в Европу, хотя Пирл принадлежала к тем людям, которых не тошнило ни разу в жизни.

– Вот, – сказал он Эвелине, вернувшись пожалуйста, примите перед отъездом две капсули. Тогда я не буду волноваться за вас. – Он глядел на то, как она послушно проглотила лекарство Двадцать минут восьмого. Нужно собираться, дорогая, – нежно сказал он

– Я сейчас буду готова, – ответила Эвелина и ушла к себе в комнату.

Франк запер чемоданы. На минуту он помедлил над портфелем, куда был уложен контракт, заключенный им с французским синдикатом. Сорок тысяч ящиков. Два доллара и пять центов за ящик. Пересылка и таможенные расходы… Случайно взглянув в зеркало, он поймал себя на том, что бормочет вслух эти расчеты. Он быстро положил документ в портфель и щелкнул замком. Когда он вошел в номер к Эвелине, он нашел ее стоящей посреди комнаты. У нее был ужасно несчастный вид, и в руках она держала туфлю.

– Я не могу уложить вторую туфлю в чемодан, – пожаловалась она. Франк не мог удержаться от смеха.

– Что за катастрофа? – сказал он и, взяв туфлю, впихнул ее в чемоданчик И закрыл крышку – это было совсем не трудно.

Эвелина серьезно следила за его действиями.

– Вы ничего не забыли? – спросил ее Франк.

Она медленно, все с тем же серьезным вниманием оглядела комнату. Розы около кровати уже увяли, он были почти черны, и их головки опустились на стеблях. Комната была наполнена запахом их начинающегося разложения. На туалетном столике стояла ваза с фруктами. Франк вспомнил, что принес ее сюда из гостиной вчера вечером. В соседней комнате Андре убирал со стола. Он весь лоснился от бриллиантина и желания заработать крупные чаевые, проявить такт, скромность и вежливость, присущие парижскому лакею. Франк сунул под тарелку несколько кредитных бумажек лакей и столик исчезли. Затем Франк позвонил по телефону портье и велел ему подняться за багажом, после чего взял из своей спальни пальто и шляпу. Двадцать минут восьмого. Когда он вернулся, Эвелина стояла на узеньком балкончике гостиной, с потерянным и задумчивым видом глядя на площадь.

– Мы должны идти, – тихо сказал он.

– Знаю, ответила она..

– Вы не жалеете, что приехали? – спросил он.

Он ожидал, что она скажет «нет», но вместо того она, не поворачивая головы, ответила:

– От этого стало только хуже.

Он взял ее за руки и втянул в комнату

– Послушайте, дорогая, настойчиво начал он. Вы не должны сожалеть. Вы не должны думать, что для меня это пустяк. Далеко нет. Если… если бы вы не приехали, моя жизнь была бы далеко не полной. Я не испытал бы редкого прекрасного, очень важного чувства. «И ведь все это правда», – с удивлением подумал он, продолжая говорить. – А как вы? – нежно спросил он.

– Что – как я? – спросила Эвелина.

– Разве вы тоже не испытали бы чего-то очень большого, если бы не приехали?

Она быстро взяла его за руку и погладила ею себя по щеке, ее лицо скользнуло по его пальцам и оставило за собой теплоту мимолетного поцелуя. Он нежно, совсем без всякого вожделения прижал ее к себе. Была уже половина восьмого. Сегодня, для разнообразия, лифт работал. Прощание с мадам. Счет, чаевые, такси. Аu revoиr, au revoиr, bon voyage. Солнце сияло и на площади перед отелем, голуби преследовали своих подруг, пылко ухаживая за ними. Звенящие крики уличных продавцов. Сена. Рю Кастильоне, Вандомская площадь. Франк взял Эвелину за руку, и она быстро стянула перчатку.

– Какая у вас забавная шляпа, – сказала она.

Немножко обидевшись, он поднес руку к полям своего котелка.

– Чем нехороша моя шляпа? – спросил он.

– Ничем, только она выглядит так странно. Я никогда еще не видела вас в котелке.

– Посмотрите на этого человека, – сказал Франк. Человек стоял на углу улицы и среди бела дня играл на саксофоне.

– Он слеп, – сказала Эвелина.

Жалкая, жиденькая мелодия на минуту последовала за ними и замерла вдали среди автомобильных гудков и визжания трамвайных колес.

– Вот мы и приехали, – сказал Франк.

Перед Гранд отелем стояли три серые машины. Они были лучше автобусов и не так хороши, как частные автомобили. Франк велел положить чемодан Эвелины в один из них и стоял рядом с ней пока она доставала билет. Он был совершенно уверен в том, что Эвелина не устроить ему сцены при прощании, но в то же время ему казалось трагическим и жалким то, что она покидала его вот так – без единого звука.

– Вам действительно не холодно? – спросил он, а потом сказал еще: «Есть у вас деньги на дорогу?» и «Вы будете в Берлине около пяти».

– Дайте мне сигаретку, – попросила она.

Он дал ей закурить, закурил сам и сунул оставшиеся сигаретки в ее сумочку. Она посмотрела все с тем же серьезным вниманием.

– Если вы готовы, мадам, мы отправимся, – обратился к ней вежливый человек в форме.

– Прощайте, – сказала Эвелина и протянула Франку холодную руку.

Он хотел бы попеловать ее, но стеснялся перед всеми садившимися пассажирами и шофером в элегантном кожаном костюме.

– Auf Wиedersehen! – сказал он.

– Прощай, и спасибо – ответила Эвелина по немецки, но он не совсем понял ее.

– Эвелина, – сказал он в последнюю минуту. Ведь я еще услышу о вас? Вы мне напишете?

Она покачала головой, стоя уже одной ногой на подножке автомобиля, и грустно улыбнулась.

– Нет, ответила она, – мы не должны тянуть… Она посмотрела на него и он почувствовал как ее взгляд, словно что-то ощутимое, двигался по его лицу. А кроме того, вы не дали мне своего адреса, прибавила она чуть-чуть насмешливо. Взяв его руку, она торопливо потянула ее наверх и дунула ему в середину ладони. Вместо поцелуя, – сказала она.

Прежде чем Франк сумел осмыслить эту