Лукин отряхнул с шинели снег и шагнул в сарай. Никита вошел вслед за ним.

Они очутились в кромешной темноте и шли наощупь. Даже белых штанов идущего впереди Лукина Никите не было видно.

Под ногами шуршали осколки битого кирпича.

— Хоть глаз коли, ничего не разглядишь, — сказал Лукин. — Битый кирпич, какие-то кучи…

— Да, — сказал Никита.

— Садись, передохнем, — сказал Лукин, и Никита услышал шорох. Очевидно, Лукин примостился на какой-нибудь куче мусора.

Никита остановился, поглядывая на мутное пятно двери и прислушиваясь.

Некоторое время оба молчали. Потом Лукин спросил:

— Федотов, а ты город знаешь?

— Знаю, здесь учился, — ответил Никита.

— Вот это хорошо. Одному тебе идти придется. Ты по всем правилам одет, кто тебя задержит, только знай козыряй как следует. — Лукин помолчал и прибавил: — А я тебе адресок дам, ты прямо по нему и иди. Правда, далековато это — около Сукачевского сада. Знаешь такой сад?

— Знаю.

Лукин назвал улицу и номер дома.

— Знакомая там у меня живет. Когда-то у нее на квартире стоял, — проговорил он. — Зайдешь со двора, стукнешь три раза в окно. У окна дерево растет — рябина. Вот в это самое окно и стучи. Как стукнешь, иди к черному крыльцу. Когда откроют дверь, спроси Ксенью, она, наверное, сама и откроет. Ее не пугай, о побеге не рассказывай. Кто их, баб, знает, какой у них язык. Придумай что-нибудь. Скажи, пьяный был и пообснимали… Скажи, мол, приятель Кирилла я, она вспомнит… Сижу, мол, в этом сарае, в куче мусора, а выйти в город без штанов боюсь, первый комендантский патруль на гауптвахту отведет. Да подробнее объясни, где сарай находится, чтобы ей легче разыскать меня было. Пусть штаны какие-нибудь сюда привезет, под цвет военных, или лучше одежду штатскую, чтобы до ее квартиры добраться, а там разберемся. Пообещай, что расплачусь потом, в обиде не останется. А сам сюда не возвращайся, не к чему тебе рисковать. У нее посиди, подожди… Как приеду — поговорим, что дальше делать. Да поосторожнее иди, с оглядкой. Баба не при чем, а подвести можешь…

— Да, но если погоня, если они в самом деле учебников пошлют, этих сараев им не миновать… В эти сараи они непременно заглянут, — сказал Никита. — Ты-то как тут останешься?

— А что сделаешь, если другого выхода нет? Зароюсь в мусор и лежать буду, все безопаснее, чем в таком виде в город соваться. Может, сюда и не заглянут, следы наши давно снегом занесло…

Лукин, не теряя времени, принялся разгребать руками кучу мусора. Никита мялся, не решаясь оставить его.

— Здесь, говоришь, городское училище кончил? — вдруг спросил Лукин.

— Да, — сказал Никита. — Здесь…

— Значит, интеллигент? Смотри, как бы тебя в городе твои прежние приятели не повстречали. Они, небось, сейчас все прапорами ходят.

— Может быть, — сказал Никита.

— На освещенные улицы, смотри, не суйся… Ну, теперь иди, — заторопившись, сказал Лукин. — Теперь от тебя все зависит, от твоей быстроты. Чем скорее пойдешь, тем лучше. А не успеешь, так к чему двоим погибать, когда один спастись может… Иди…

Нестеров нерешительно шагнул из-под навеса, но, спохватившись, сейчас же пустился бегом к городу.

16

Окраина Иркутска оказалась почти рядом. Невдалеке от кирпичных сараев, за бугром, стояли врассыпную кособокие домишки. Сквозь щели в ставнях пробивались неяркие струйки света.

Твердя в уме адрес, полученный от Лукина, Никита миновал бестолково и беспорядочно расставленные домишки и выбежал на первую улицу.

В темной шеренге небольших деревянных домов поднимались высокие здания с красными фонариками у дверей. Это были публичные дома знаменитого на всю Восточную Сибирь содержателя притонов Исаака Цимана.

Очевидно, съезд гостей уже начинался: через приоткрытые форточки вырывался на улицу сизый табачный дым, слышался гул голосов и топот ног.

Пьяные женские голоса нестройно, с повизгиванием, пели новую модную песенку о верховном правителе:

— Ладно поют, в самом подходящем месте, — проворчал Никита и плюнул. — Экая мерзость.

Он уже пробежал было мимо публичных домов, когда внезапно услышал дребезжание колес.

— Извозчик…

Никита сейчас же вспомнил о «керенке», полученной от вдовы купца Затеева, и остановился, прижавшись к забору.

Извозчичья пролетка проехала мимо и остановилась у подъезда ближайшего дома с красным фонариком.

Из кузова, покрытого поднятым верхом, вылезли двое военных и, расплатившись с извозчиком, вошли в подъезд под красным огоньком.

Извозчик стал заворачивать лошадь.

Никита нащупал в кармане «керенку» и, подождав, когда пролетка приблизится к нему, негромко крикнул:

— Извозчик!

Извозчик осадил лошадь.

— Куда ехать-то?

— К Сукачевскому саду, — сказал Никита.

— Один?

— Один… — сказал Никита, и вдруг ему пришла мысль сразу увезти в закрытой пролетке и Лукина.

«Поднятый верх и клеенчатый фартук закроют его. Нас никто не увидит. Сукачевский сад сейчас пуст, там почти безопасно…» — сообразил он и поправился:

— Нет, нас двое…

— А где же второй?

— Да тут, недалеко, — сказал Никита, подбегая к извозчику и ставя ногу на подножку пролетки. — По переулку ста сажен не будет. — Он указал рукой в сторону пустыря с сараями.