– Ну да, ну да… Надеетесь на освобождение, – осклабился он.

– Надеюсь.

Раньше милиционер Вася был худощавым и хлипким, из тех, про кого говорят «соплей перешибешь». Теперь в располневшей фигуре чувствовались уверенность и вальяжность.

Еще до войны отец-начальник подсуетился устроить отпрыска в милицейскую часть системы Наркомата внутренних дел и посодействовал в отправке на мыс, чтобы «отмазать» от фронта, а подспудно – в надежде на излечение оболтуса от алкоголизма. Не лишенный тщеславия, молодой человек мечтал сделать карьеру, но «политические», к немалому разочарованию Васи, не отличались буйством, не резали друг другу глоток, а прозаически подыхали с голоду. Бедный участковый отбывал скучные будни вдалеке от городских развлечений и неотвратимо спивался. Судьба его полностью зависела от благосклонности заведующего – тот владел складом со спиртом.

Милиционер в конце концов стал правой рукой Тугарина. Они и пили вместе, а потом вместе внедрили для «своих» ссыльных правила учрежденного Змеем правопорядка. Тугарин выносил приговоры, Вася их исполнял. За хищение социалистического имущества – нескольких рыбын или досок – вершители автохтонного правосудия наказывали больно, но не смертельно. Тиксинское начальство хвалило режим на Мысе Тугарина, и сами переселенцы были довольны местным законотворчеством. Змей с Васей, по крайней мере, не посылали нарушителей на остров Столбы, где находилась тюрьма. Условия содержания на Столбах идеально соответствовали секретной установке скорейшего уничтожения деклассированного элемента. Заключенные, сумевшие там выжить, стремительно превращались в зверей. Нередким было на страшном острове людоедство, а такой чепухой, как расследование убийств, никто и не думал заниматься. Справки о смерти ЗК по болезни завершали несчитаное количество подшитых в конторские папки «дел». Горы трупов поглощало море – хранитель многих тайн.

…Милиционер перехватил взгляд Марии, брошенный на его майорские звездочки:

– Да, увы, до полковника я еще не дорос, но все так же верой-правдой служу Отечеству. – Черные, блестящие, будто сбрызнутые маслом, глаза хищно вспыхнули. – А вы изменились, Мария… Выглядите неплохо. Гораздо лучше, чем на мысе, и седина, как ни странно, вам к лицу. Да вы красавица! Не буду лгать, давно знаю, что вы в Якутске, и о вашем вдовстве осведомлен. Соболезную… Не прочь был бы как-нибудь встретиться с вами, так сказать, на нейтральной территории. Столько лет на одном острове… Нам есть что вспомнить, не правда ли? – Он сделал попытку взять ее под локоть.

– У нас с вами не может быть ничего общего, – отстранилась она, не сумев сдержать отвращения.

Вася, должно быть, приметил мелькнувшую на ее лице гадливость и сокрушенно поцокал языком.

– Жаль, если так полагаете… Неужели в вашей памяти не осталось никакой благодарности?

– Дайте, пожалуйста, пройти, я тороплюсь на работу.

Широко расставив ноги на узком тротуаре и не двигаясь, Вася притворно вздохнул.

– Вы не могли забыть случай с нельмой, Мария. Вот и я прекрасно запомнил, что ваш покойный супруг не понес никакого возмездия за попытку кражи. Отделался испугом. Вместо осуждения и вполне законной отправки вора на Столбы заведующий приложил немало усилий, чтобы найти лекарство для его больной жены, и я не стал препятствовать проявлению этого великодушия. Благодаря Тугарину вы сейчас живы и здоровы. Но чем же вы отплатили спасшему вас от смерти человеку? Ах, Мария, Мария, если б он мог предвидеть!..

– Что?

– Не надо строить из себя невинную овечку. – Вася по-волчьи ощерился. – Не станете же вы отрицать, что свидетельствовали против него?

– Не стану, – она прямо глянула в ухмыляющееся лицо. – Ваша осведомленность, майор, действительно потрясающа. Тугарин убил моего друга. А как бы поступили на моем месте вы?

– Друга? – прищурился он злобно. – Ну что ж… Если вас связывали определенные отношения, то вы, пожалуй, имели право уведомить следствие о…

– Пропустите меня, я опаздываю, – перебила она.

– Все, что мне было нужно, я узнал. – Он наконец посторонился. – Не смею задерживать далее… До свидания, Мария Готлиб.

Она не ответила.

…Какие каверзы прокручивает в уме Вася, человек одной с Хаимом национальности, сменивший еврейскую фамилию на русскую? Откуда столь подробные сведения о ее жизни – специально интересовался? Зачем? Знает ли майор о письме мистера Дженкинса?.. Ох, не потому ли оно встало камнем преткновения перед свободой?..

Заходя за угол здания, Мария обернулась. Майора уже не было.

Новая учительница пения Ольга Васильевна обнаружила у Изочки тонкий музыкальный слух и красивый голос.

– Прощайте, скалистые горы, на подвиг Отчизна зовет! – пела Изочка на школьном концерте в честь Дня Победы.

19 мая третьеклассников примут в пионеры. Они будут играть в «зарницу» на Зеленом лугу и петь хором у костра: «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры – дети рабочих!» Изочка давным-давно выучила пионерское обещание: «Я, Иза Готлиб, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю горячо любить свою Родину…»

Знала Изочка и стихотворение о красном галстуке. Только оно ей не нравилось. Вернее, не нравилась одна строка: «Пионерский галстук – нет его родней, он от юной крови стал еще красней». Кровь за кровь… В глазах становилось красно.

Может быть, ее выберут звеньевой. Их отряд обязательно вступит в школьную тимуровскую команду. Пионеры-тимуровцы помогают одиноким матерям и вдовам погибших на войне солдат. Тайно рубят ночами дрова, складывают поленницы и вывозят зимой снег со дворов в овраги. Пионервожатый Алеша рассказывал, как это здорово, когда слабенькая старушка, выйдя утром из дома, не узнает чисто убранного двора и плачет от радости…

Изочка пела. Суровые матросы боролись и погибали за свободу родных берегов. Елизавета Сергеевна сказала вчера, что советские люди отстаивали в войне не только Родину, но и будущее страны – новую эпоху, завтрашний день мира. Народ воевал за счастье всех-всех ленинцев – октябрят и пионеров… Какие же красивые слова в пионерском обещании и в этой песне!

Лучи майского солнца путались в волосах зрителей. У сцены тяжелым костром полыхало красное знамя. Высокая благодарность звенела и переливалась с песней по всему залу. Ребята и учителя аплодировали долго, и кто-то даже крикнул «бис!».

А после концерта Изочку и Ольгу Васильевну вызвал к себе директор школы.

Стол в кабинете пестрел плохо отмытыми чернильными пятнами. Поставленная на попа темно-фиолетовая классная доска бросала в угол жирную тень, и сиренево темнела под мышками бледно-лиловая директорская рубашка. Было жарко, серый пиджак в косой рубчик свесил плечи со спинки стула, точно упавший от усталости человек…