одежду. От него исходили волны духовной силы. Шукадев выглядел безмятежным, но очень могущественным. Если бы он только пожелал, то мог бы создать целую планету, но мудрецы никогда не желают подобных вещей.

Она знала, что может ничего не говорить, он все знает – в ее голове танцевали электрические разряды, короткие ослепительные вспышки, когда она сидела рядом.

«Я благодарна за то, что мне позволено находиться здесь. Я видела, что в одной из прошлых жизней была спасена Матсьей от великого потопа, и, верно, это большая милость, которой я не была достойна ни тогда, ни сейчас. Я знаю, что должна делать. Единственное, что может помочь. Я прошу у Вишну лишь одного – забрать мою душу и отправить туда, куда Он пожелает, пускай даже на адские планеты, но дать жизнь всем, кто должен будет погибнуть в предстоящей катастрофе. Дать им возможность все исправить, спасти их от страданий. Я готова страдать за них столько, сколько это необходимо, жизнь за жизнью. Только, пожалуйста, пусть они живут, пусть все они живут!».

Он легонько кивнул, и Нандини закрыла глаза…

Глава 17. Вместе

Он толкнул дверь и оказался в небольшой комнате с темно-зелеными стенами.

– Сними обувь, – раздался голос откуда-то из глубины комнаты. Там в позе лотоса сидел почти обнаженный мудрец – только нижняя часть его тела была закрыта небольшим куском материи. Ясон скинул кроссовки, и теперь его стопы ступали по вязкому, прохладному песку.

– Ты не должна была останавливать его, Асури, – снова зазвучал голос.

– Я знаю, знаю, учитель… – Ясон почувствовал, что его голос изменился, а на ноги теперь была намотана материя, похожая на юбку. Из глаз ползли слезы. Вокруг стало совсем темно.

Иша упала на колени. Все плыло перед глазами, мысли путались, и ум не мог найти точку опоры. Она больше не видела ничего вокруг себя.

– Но почему я? Что я мог изменить?

Голос мудреца звучал мягко, но отстраненно, как будто их разделяли сотни километров:

– Ты? Ничего, сам ничего. Было бы неверно считать, что простой мальчик Джагай, сын мудреца Митры Муни, который подвергся проклятию из-за неверного поведения, мог бы спасти Вселенную от неизбежной катастрофы. Но ты нарушил правила, поддавшись чувствам, и поступил неправильно.

Если бы ты ушел со мной, как и должен был, то и ты, и все твои близкие, все, кто так дорог тебе, вышли бы из бесконечного колеса сансары и отправились бы в духовный мир. Но вместо этого вы снова и снова рождаетесь, а Нандини следует за вами в разных обликах, пытаясь исполнить свою миссию – вернуть вас обратно. Тебе был дан шанс в теле Хары искупить свою вину, прожить достойную жизнь, но ты снова поступил по-своему…

Что-то вспыхивает в глазах, и вот теперь они видят, что время течет, рвется сияющими брызгами в темном безвоздушном пространстве огромного космического сердца. А они сидят вдвоем, взявшись за руки, на берегу этого потока так, словно впереди у них вечность.

Когда-то они тонули вместе и воскресали вновь. Она становилась его отцом, а он – ее маленькой девочкой. Она умирала, и он умирал тоже. Их души следовали друг за другом по пятам.

Иногда у них было так мало времени для того, чтобы любить. Для того, чтобы сделать что-то.

I was Born and I Was Dead.

Иша стоит в соломенно-желтой траве рядом с глиняным домом, с его голубой двери от жары клочьями сходит краска, обнажая тут и там светлое дерево, которое все еще грезит о лесе. Она заходит в дом. Небеса темнеют, земля сотрясается, и с неба невероятными, бушующими потоками устремляется вода. Это происходит невероятно быстро. Вода покрывает все.

Вспышка.

Ясон видит свой большой живот и чувствует, как внутри пульсирует жизнь. Джагай рядом, и он нежно обнимает ее.

Вода-вода-вода, так много воды.

Джагай больше не дышит, и Асури тоже. Их тела медленно поднимаются к потолку. В следующее мгновение Иша – девочка, падающая со скалы. Еще секунда и все.

– Асури, ты снова ускользаешь от меня, – плачет он навзрыд. Ее душа уходит вместе с душами других воинов, а он остается один… Нет, рядом друг.

Он поможет.

Жертвоприношение, свет, новая жизнь.

Ясон не чувствует Ишу рядом. Она где-то очень далеко. Темная комната, холодное одиночество. Нет, кто здесь? Молчаливый мудрец, сидящий в углу. «Ты не позволила ему уйти».

«Да!» – кричит Ясон. Сейчас он снова Асури, которая бросается в ноги мудреца и умоляет не забирать Джагая с собой. Что на нее нашло? Нандини следует за ними, становясь братом, матерью, дедом, другом.

Всем, кто так нужен, кто так близок. Все переплетено, перепутано чудодейственной нитью во всех временах. Нандини-Дед-О. улыбается, она вобрала в себя столько обликов и сейчас показывает их как в калейдоскопе. От нее исходит чудесный свет.

«Как же нам выбраться? Что мы должны делать и куда идти?» – вопрошает Ясон. Он тих и смирен сейчас.

«Любить, – улыбается голос учителя, – и помнить о долге».

Он уже растаял, его нет.

Они больше не видят его, но святые мудрецы, которые всегда умиротворены и счастливы, дозволяют увидеть им иное. Джагай и Асури снова сидят на полянке перед домом, а рядом Нандини. В руках у нее гирлянда из пушистых оранжевых цветов, что она собрала утром в лесу. Она смотрит на них, а они смотрят на нее во все глаза и понимают, что просто нужно…

Любить. В том убегающем танце рук, крадущихся за кромкой солнца на кирпичной стене; в той вечной околдовывающей печали океанов, вздыхающих на грудях берегов; в том поезде, где все окна открыты и ветер бежит по вагонам, как свободная туча, гуляющая по просторным голубым небесам.

Любить. До самого последнего слова в столетней тишине, до самого невыносимо высокого пика, острого, словно игла, проткнувшая тонкую ткань твоих воспоминаний; до звезд, тихо падающих в нежное покрывало темных лесов.

Любить. Не говоря, не танцуя, не смеясь, не обнимая, но делая все это так, что даже и не выразить, сколь безумно и запредельно ты чувствуешь.

Любить до последней надежды, до выхода в сияние абсолютной красоты и чистоты, за пределы всех известных концепций бытия.

В ее глазах. В его глазах. Во всевидящих глазах на хвостах божественных павлинов.

Время танцует, и мы на его ладонях пляшем, как заведенные куклы. «И, пожалуйста, пожалуйста, – шепчем мы высохшими от экстаза губами, – не прекращайте музыку наших душ».

Любовь – это дом. Священный огонь на огромной поляне жизни.

То, что будет с нами всегда.